«Звук падения» Маши Шилински: большой дебют о травме поколений и хронотопе детства

Поделиться
VKTelegramWhatsAppОдноклассники

«Звук падения», кадр: A-One

На российские экраны выходит «Звук падения» Маши Шилински — один из самых ярких дебютов в каннском конкурсе 2025 года. Получившая приз жюри картина, в которой рассказывается о четырёх девочках одной семьи из разных поколений, в этом году была выдвинута от Германии на соискание «Оскара».

Подробнее об этом многомерном коллаже — в рецензии Марии Кувшиновой.

«Не иди к реке, ты меня слышишь, не иди к реке в этот день, и ни в какой другой день не иди к реке», — настойчивое заклинание из романа «Смерти.net» рефреном звучит в голове во время просмотра «Звука падения» Маши Шилински. Девочки из четырёх поколений одной семьи — Альма (канун Первой мировой), Эрика (конец Второй мировой), Ангелика (восьмидесятые) и Нелли (наши дни) — живут на одной и той же ферме неподалёку от восточного берега Эльбы, водной границы между ГДР и ФРГ, а может быть, Леты, водной границы между нашим и загробным миром.

Как это часто бывает в детстве, смерть подстерегает на каждом шагу, но случается только с другими — с другой Альмой, которую нынешняя, живая, может увидеть на посмертной фотографии в том же траурном платье, которое теперь носит сама. На протяжении всего фильма юные героини присматриваются к смерти более пристально, примеряют на себя, почти соскальзывают в её объятия, заставляя зрителя замирать от страшных предчувствий, но каждый раз выбирают жизнь, стряхивая с себя полуденный морок.

«Звук падения», трейлер: A-One

Шилински реконструирует мир детства из разных эпох, воссоздавая средствами кино не только тактильные, слуховые, даже обонятельные ощущения, — но и саму детскую логику постижения мира, когда многие происходящие события, увиденные через замочную скважину и услышанные краем уха, обозначают себя очень смутно и находят объяснение лишь постфактум (какая производственная травма лишила ноги Франца, старшего брата Альмы, и почему он молчит за семейным ужином? Куда перед началом работы на две недели исчезают служанки? Почему женщины из других семей в конце войны уходят на другой берег через Эльбу? Почему дядя Уве так надолго задерживает руку на коленке Ангелики?).

Как «Фанни и Александр» Бергмана или «Амаркорд» Феллини, «Звук падения» — это визуализация понятия «хронотоп детства», в котором время течёт особым образом, растягиваясь и сжимаясь вне обычной логики, а пространство ограниченно, замкнуто, досконально знакомо и одновременно непостижимо (даже никогда не прикоснувшись к дверной ручке языком, ты знаешь, какова она на вкус, но откуда взялось это знание?).

На протяжении всего XIX и XX века литературный и кинематографический канон состоял в основном из произведений, созданных мужчинами, и само понятие girlhood studies (исследование девочек) возникло не так давно: одноимённый академический журнал появился в 2008 году — как раз в тот год Валерия Гай Германика, создательница документального фильма «Девочки», показывала на том же Каннском фестивале свою дебютную игровую картину о трагических переживаниях девятиклассницы «Все умрут, а я останусь». В этом смысле картина Шилински, в которой мы смотрим на девочек, а девочки смотрят на нас сквозь четвёртую стену экрана, участвует в заполнении пробела, который ещё долго будет оставаться зияющим. Нельзя, однако, не заметить, что жизнь Альбы из 1910-х, окружённой смертями и увечьями, намного тяжелее и потенциально опаснее, чем взросление Нелли, главная драма которой — неспособность угнаться за соседской девочкой, на которую хочется быть похожей. Как резюмировала в своей рецензии пользовательница Letterboxd: «Их всех нужно обнять, но у них Arbeitsunfälle&Generationstraumata», производственные травмы и травмы поколения.

«Звук падения», кадры: A-One

Намеренно растянутое до хронометража реальных человеческих ощущений время в авторском кино XXI века стало сознательным ответом на ускорение темпа жизни, короткий монтаж, мельтешение фрагментов видео в соцсетях. Шилински идёт по тому же пути, для удержания зрителя внутри нарратива используя уже привычный приём, позаимствованный артхаусом у видеоарта (или из ужастиков), — наложение на изображение объёмного, пугающего, нарастающего гула в сочетании с оглушающей тишиной (см. фильмы Джонатана Глейзера или Линн Рэмси). Включив в саундтрек даже потрескивание фантомной киноплёнки (фильм снят на цифровую камеру), Шилински делает это настолько мастерски, что даже отсутствие действия, которое длится порой слишком долго, не позволяет запустить её картину на ускоренной перемотке.

Однако есть один вопрос, который беспокоит во время просмотра. «Звук падения» — впечатляющая попытка стать всем тем, чем должно являться современное фестивальное кино в качестве антипода или антидота к другим аудиовизуальным произведениям (клипам, рилсам, сериалам). Но на кого это расчитано за пределами каннского Дворца фестивалей, в котором профессиональные зрители вынуждены дисциплинированно смотреть и интерпретировать то, что было предложено отборочной комиссией? Кому можно порекомендовать потратить два с половиной часа своего времени на утончённое зрелище, которое, да, способно подчинить себе того, кто уже купил билет на сеанс, но не содержит ничего принципиально нового? Увы, аудитория таких фильмов сжимается до аудитории тех произведений современного искусства, у которых они заимствуют свой язык, — это река, к которой совершенно необязательно идти.