За и против: «Бык» Бориса Акопова, часть II

В российский прокат выходит «Бык» Бориса Акопова — кажется, самый противоречивый русский фильм года. Его награждают главными призами на «Кинотавре» и в Карловых Варах и уничтожают в прессе. Ему десять минут аплодировали на премьере и не оставили камня на камне в утренних рецензиях. КИНОТВ публикует ещё две рецензии на «Быка», тоже полярные.

Жизнь замерла в ожидании «стрелки» на задворках города. Антон Быков (Юрий Борисов) играет важную роль в иерархии локальной банды, состоящей из вчерашних подростков в спортивных куртках. Его окликает запыхавшаяся маленькая сестра: матери плохо. Стоило машине сдвинуться с места, в стёкла полетели камни, решительно настроенные парни столкнулись стенка на стенку, мордобой останавливает прозвучавший выстрел. В дальнейшем расставить приоритеты поможет совесть, но проблем от этого меньше не станет.

«Бык» — это «дети смотрят на них»: на ежедневные разборки, на властных мужчин в кожаных куртках, на гранаты, перекатывающиеся по асфальту. И снят он, прежде всего, с акцентом на братьев и сестёр главных героев, через взаимодействие с которыми что Антон, что его возлюбленная Таня и вводятся в повествование. Они не равны своим старшим, осознанным в желании «валить» или сидеть перед телевизором в ожидании честной демократии. Ребятам бы сыграть в «кис-брысь-мяу», а если послышится автоматная очередь, делать нечего, придётся из интереса сбегать посмотреть на очередного насквозь продырявленного бандита. Этим иррациональным любопытством заражаешься, на нём фильм и построен. А также на будничном сосуществовании маленьких детских радостей и преступного флёра. Девичьему азарту прыгать со скакалкой не помешает ни находящаяся рядом больница, ни перебинтованный брат, сидящий на скамейке неподалёку.

Ключевым в этой концепции является маленький эпизод, где сложенным из ладони пистолетом Антон делает вид, что стреляет в мальчика, стоящего за витриной парикмахерской. Стекло — такой же экран с перспективы ребенка, как и для зрителя. Жест — проводник для эмоции, «Бык» не про смыслы и дух времени, режиссёра не интересует вязкая детализация ушедшей эпохи или её осмысление из сегодняшнего далёка. Это не реквием по ельцинским годам, пусть, что иронично, в картине и звучит «Лебединое озеро». «Бык» — это праздник, когда весело, громко, солист панк-группы кричит со сцены «химеровскую» «Считалочку»: «Мама, разреши мне умереть», по спине сквозит холодок, а после неизбежно скорбно.

Архетипический сюжет про хорошего парня, которого среда сначала заела, затем прожевала, а после выплюнула вишнёвые, под цвет желанной «девятки», косточки, развивается на фоне времени, сделанного по оставшимся полароидным снимкам. Неслучайно фотоаппарат то и дело мелькает в кадре. Самоцель — мгновение, настроенческий оттиск, а не его значение в контексте того дня 1997 года. И это предельно честный метод, в котором преимущество отдаётся не высказыванию, а художественной стороне кино. И именно движением, порывом упивается сам бывший артист балета Акопов, когда камера нарезает очередной круг на рейве или несётся по рынку вместе со шпаной.

Второстепенными, фактурными, грубыми мужскими лицами то и дело оказывается занят тот или иной кадр. Словно в одной из рамочных панелей комикса после крупных планов главных героев для пущего масштаба заявляется массив противников или союзников, готовых ради своих убеждений на всё. В том, как картинно культуристы пожимают друг другу руки и тягают гантели, заметна статуарность «Олимпии» Лени Рифеншталь. Эти плакатные зарисовки выполнены в логике клипового мышления, что после не раз проявится в полноценных эпизодах, с использованием музыки «Химеры», «Анонса» или «Комбинации». Плавный отъезд камеры от героя на фоне дымящегося недостроя, проекция глубокого внутреннего переживания на внешний образ, что удаётся выцепить в ландшафте серых улиц. Акопова корят за видимое подмигивание Балабанову, которое с дотошностью можно выискивать в одежде, что носят, или манере речи, звучащей с экрана, но у сюжетных ходов здесь другие корни, автор опирается на другие референсы, пластику и киноязык. Его интересует образная система в видео младшего Коста-Гавраса, стиль Пола Томаса Андерсона и экспрессия Бельво, Бонзеля и Пульворда.

«Бык» предельно ясен и понятен. Режиссёр доходчиво апеллирует ко всему, что рифмуется с кличкой Антона, которая сама по себе является расхожей в тюремном сленге: кардиомегалия (проще говоря, бычье сердце) — болезнь, что не даёт житья; торчок, угостивший коктейлем из кислоты и колы, напрямую проводит параллели с минотавром; походка героя тяжёлая, ходит он осунувшись, головой вперёд. Быку порой не нужны слова, чтобы выразить наивную веру в собственную истину, что неизбежно по внутренней логике должна привести к свободе. Даже если он уйдёт, пройдут года, вырастут дети, но эта упрямая идея продолжит витать и без него. Симптоматичность безотцовщины выражена в его стоическом желании волочить на себе родных, друзей, девушку, прогнуться, но не сломаться, бежать с больным сердцем, как в последний раз. Специфика 90-х для Акопова — это героическое начало Быкова, отягощённое тюремным прошлым персонажа, путь исправления и правды, который всё равно погубит криминал.

Понурые лица всматриваются в голубой экран. Стены увешаны гирляндами и мишурой, но праздника нет и не будет. Для них уходящее десятилетие — шрам, для кого-то — рубец на сердце, для кого-то — глубокий порез на щеке. Ельцин прощается и извиняется, но облегчение в глазах смотрящих не наблюдается. А что дальше? Как и раньше. Упереться рогами, и вперед.

Говорят, искусству нужна дистанция. Собственно, уже в определении (репрезентация того или сего) кроется подвох: искусство вынужденно запаздывает за реальностью. В редких случаях оно может оседлать актуальную повестку и подгонять жизнь выдумкой, то есть идеологией.

Феномен 1990-х годов в России, в отличие от Крыма или нынешней «омонофобии», — не та демаркационная линия, по которой своего можно не спутать с чужим. И слава богу. Общественного консенсуса до сих пор ждут исторические эпохи постарше и покровавее, пусть 90-е годы — для кого-то демографическая (геополитическая) и просто катастрофа, а для кого-то период первичного накопления капитала, а для третьих лиц — время неоправдавшихся надежд на свободу, равенство и братство — сложные щи в данном конкретном случае — хорошая закваска для дальнейшего роста над собой и собственными комплексами. С одним условием. Не надо ставить знак равенства между концептом демократии (идеалы) и демократами первого созыва (если очень хочется, призовём к ответу).

Но победитель главного киносмотра страны Борис Акопов, кажется, ставит. Кажется, потому что душок «ревизионизма» витает в картине. Может быть, Акопов патриот, а может быть, активно стремящиеся к афористичности диалоги, в которых проступает ностальгия по сильной руке и прочее почвенничество, суть нежданчик. Причуды бессознательного. Акопов слышал про звон, то есть условный «ельцин-центр», но не знает, где он. И вот взимает пени и штрафы с прошлого по упрощёнке.

В его дебютной картине с задорным названием «Бык» так и сказано: «Какая же демократия по совести?..» Сей афоризм вложен в уста совестливого хорошего «пахана», обречённого циррозом печени на скоропостижную смерть. Впрочем, его оппонент, главный герой Антон по кликухе Бык, тоже обречён, вместе со слюнявыми подростковыми мечтами о гласности и транспарентности. Выживет в этой архетипической сказке про бычка лишь заведомо слабый, младший братец Антона, променявший и демократию, и совесть на бабу. Ей тоже достанется, ибо шлюха. Это сюжет, если вкратце.

Кроме нарратива в «Быке» имеется аляповатая фактура. Смесь «Ретро ФМ» с Монеточкой, старательное мимикрирование под низовую культуру декады. То есть Акопов искренне любит трэш, но держит в уме, что это ещё и модно. Марина Цветаева наставляла молодежь, утверждая, что вместо «модно» надо говорить «благородно». А благородно значит, прежде всего, своими словами и за себя. А не за того парня, чья тень по-прежнему самая длинная и даже больше породившей его страны. Его зовут, напомним, Алексей Октябринович Балабанов.

Про 1990-е годы существует два киноканона, их вполне достаточно, но если удастся придумать ещё, милости просим. Это «Братья» (к ним постскриптумом сняты «Жмурки») и «Бандитский Петербург», явленные миру изнутри контекста. Причём важно понимать, что «шовинизм» Балабанова, за которым обезьянничает Акопов, — контркультурная провокация, а «Бандитский Петербург» — противоположный полюс, наивная романтизация покорения криминального фронтира, по примеру классических вестернов. «Бригада», «Бумер» etc — всё было потом и по стопам. Третьего так и не дано. И «Бык» в этой компании точно лишний. Не потому что Акопов не смог ничего изобрести нового (он вообще не смог ничего), а потому что его творение проходит по ведомственным делам (круговорот денежных средств в природе, конкретнее — между продюсерским центром ВГИКа и Минкультом) или по медицинским («странности» членов жюри «Кинотавра», общее плачевное состояние умов в отечественном кинопроме), но уж никак не по художественным.

Художественное предполагает язык, язык — видение, видение — личность. Но поскольку у Акопова всё — безличное, хотя и политическое, его видение — тоннельное, а язык — плакатных штампов, которых постеснялась бы и корова и даже Владимир Соловьев, всё же он гурман до диалектики и эксцентрик.

Вписывать Акопова в контекст шире оси влияния «Москва — Сочи» — себя не уважать, для аналитики существуют кейсы и консистентнее. Вирильное европейское кино нулевых (Рефн, Одийяр, Роскам) никак не отражается в пустом объективе Акопова, с другой стороны, быки — не самые дальновидные животные, чему удивляться. А образцы прошлого столетия (Скорсезе, допустим) — просто неприлично поминать всуе.

Быкам везде у нас дорога, из 1990-х годов они перескочили в 2000-е и сегодня по-прежнему не готовы сойти с арены (не выросли ещё пикадоры с тореадорами, что выгонят их силой). Акопов, правда, так не думает, он снимает, под собою не чуя страны, глаза ему застят контрафактные «адики» и бумбоксы фирмы Panasonix. У нас вообще так принято в кино, даже дебютанты начинают разбор полётов не с себя, а с отцов или дедов. Конечно же, следующий фильм Акопова будет про ВОВ. Сегодня-то ничего интересного не происходит, в зеркале настоящее бликует или рожа крива.
1990-е годы у Акопова абсолютно герметичны. Этакий капсульный беспредел, страшные истории, что в пионерлагере рассказывают после отбоя. Как они связаны с последующей эпохой, какими смыслами проросли в будущее — табу.

«Бык» заканчивается новогодней речью Бориса Николаевича Ельцина от 31.12.99. Президент устал, президент ушёл. Камера скользит по заплаканным физиономиям телезрителей. У них только что первое лицо попросило прощения. Кто попросит у нас, за следующие 20 лет? Глупо ждать от российских кинематографистов подобных вопросов к городу и миру, они же заняты искусством, а ему нужна дистанция, они вынужденно запаздывают за реальностью.

*Facebook запрещён на территории РФ