С 27 июня в прокате новый фильм Оксаны Карас («Хороший мальчик», «Репетиции») «Выше неба» — история одной семьи на грани ромкома и триллера с россыпью российских кинозвёзд: Алексей Агранович и Виктория Толстоганова (впервые вместе на экране, приз за лучшую женскую роль на «Кинотавре»), Дарья Жовнер (первая большая роль после «Тесноты»), Филипп Авдеев, Таисия Вилкова, Полина Виторган. Зинаида Пронченко, редко, мягко сказать, проникающаяся симпатией к русскому кино, в этот раз как минимум готова дать ему шанс.
Общеизвестно, что отечественные кинематографисты творят, под собою не чуя страны. Поэтому у них в кадре либо асептические истории любви, протекающие в пограничных городах вроде Калининграда и Владивостока, либо чернуха с видеорегистратора, либо библейская притча, которая любые неточности спишет. Особенно нашим авторам не даётся портрет среднего класса, будь он неладен. Вероятно из-за того, что московско-ленинградские бобо за РФ не в ответе, не репрезентативны (эй, вы там зажрались), но на самом деле всё гораздо проще: буржуазные страдания — слишком тонкая материя для каши из топора.
«Выше неба» Оксаны Карас вроде бы как раз принадлежит к этой инвалидной группе. Типичное современное российское кино, не снимали изысканно, не фиг и начинать. Предметный мир особенно хромает. По старой доброй постперестроечной привычке герои существуют вне реалий. Верифицировать их финансовое положение, их социальный статус, наконец, их чаяния, убеждения и верования не представляется возможным. Против Путина или за? Ненавидят эту жизнь или всем довольны? Или не задумываются? Или врут? С чем или с кем у них компромисс — с совестью или с начальством? И почему, наконец, у них такой автомобиль, такие шмотки, такой продуктовый набор в холодильнике? Нет ответа. Только пара неряшливых и банальных штрихов: папа, мама, я — дружная семья. Летний отпуск в подмосковном санатории. Двое детей-подростков. Одна сестра с пороком сердца, другая репетирует тверк и мечтает о дефлорации. Отец (Алексей Агранович) — творческий работник, мультипликатор. Мать (Виктория Толстоганова) — вроде домохозяйка, посвятила всю себя больной дочери. Солнце в зените, комары жужжат, речка в ряске, хочется мороженого.
Из увертюры становится понятно многое. Перед нами история взросления с непременной сексуальной инициацией. Карас перемигивается с массивом позднесоветского кинематографа — тут и «Сто дней после детства», и «Валентин и Валентина», и «Курьер» отчасти. А также вносит посильную лепту в традицию родного интеллигентного дачно-приусадебного экзистенциализма — от «Пьесы для механического пианино» Михалкова до «Осени» Смирнова, от «Дворянского гнезда» Кончаловского до «Храни меня, мой талисман» Балаяна. Иконографический канон, сформировавшийся на излёте оттепели, — внезапный катарсис плохих хороших горожан: оказавшись на пленэре или в условном «колхозе», они вдруг понимают тщету и ущербность собственного бытия. Так сказать — раскрываются с другой стороны. Входят в клинч с действительностью, смотрят правде в глаза.
У Карас правда вся интимная. Личного и сексуального характера. Больше не люблю, никогда не любил. Жизнь наполовину прожита, и совершенно зря. Агранович вожделеет подружку дочери (Дарья Жовнер в неожиданном амплуа пышногрудой кокетки), Толстоганова, наблюдая за мужниным кризисом среднего возраста, наконец-то осознаёт, что пресловутая «женская мудрость» (она же хитрость) — все эти «мужик — как снег, упал и растаял» или наоборот «стерпится, слюбится» или «всё при мужике лучше» — обыкновенная пошлость, лицемерие и пораженчество. У счастья нет цены. Оно не стоит жертв. Сохранённым вопреки здравому смыслу и плотским искушениям браком пустоту и бессмысленность не оправдать. Жизнь одна, другой не будет. Ненавидеть и терпеть — присказка из далёкого прошлого, в котором про феминизм не слыхивали, в котором женщина не человек. Но это когда было-то, до Рождества Христова? Сегодня цепляться за мужчину или повторять мантру «я же мать» — не то что глупо, а смешно. Вот она и смеётся. Над собой и пролетевшей молодостью.
Наша буржуазия, может, и скромна, однако, увы, необаятельна. Даже по принципу «Гомер, Мильтон и Паниковский» Карас никогда не продолжит ассоциативный ряд «Бюнюэль, Бергман, Антониони». Но она и не пытается, тем её «Выше неба» и подкупает и внушает надежду — не надо амбициозно, не надо смело, надо честно, снимай, как умеешь, живи, как знаешь.
«Выше неба» утяжелено дополнительными, явно лишними коллизиями — тут и детектив с убийством, и даже психические девиации (надоевший после «Моста» и «Острых предметов» комплекс Мюнхгаузена). Зря, эти линии на ладони отвлекают от главного. От того, что жизнь родителей торопится на выход, утекает сквозь пальцы, а дети тоже обречены. Новая картина молодого автора пусть сбивчиво, пусть впроброс затрагивает темы важные, взрослые, вечные. Нынче многие коллеги Карас взялись рассуждать о женской роли/доле, пытаются оседлать актуальную повестку — то Анна Михалкова на все руки от скуки, то бесконечные «содержанки» бесстыдствуют, то у Сайфуллаевой 20 лет спустя после «Секса в большом городе» и почти десять после первого сезона «Девочек» потчуют зрителя оральными ласками крупным планом — минет и куннилингус не первой свежести, то, что на Западе винтаж, у нас подаётся как ноу-хау. А Карас с «Выше неба» всё равно на голову «моднее». Секс у неё есть, но из него не делается культ. Ведь и в жизни — важно не количество партнёров и поз, а их качество. В этом смысле мастурбация Аграновича в душе даст фору любой «Верности», да, это возбуждает.
Наша буржуазия, может, и скромна, однако, увы, необаятельна. Даже по принципу «Гомер, Мильтон и Паниковский» Карас никогда не продолжит ассоциативный ряд «Бюнюэль, Бергман, Антониони». Но она и не пытается, тем её «Выше неба» и подкупает и внушает надежду — не надо амбициозно, не надо смело, надо честно, снимай, как умеешь, живи, как знаешь.
