26 июня на Hulu и Disney+ вышел четвёртый сезон «Медведя» — яркого производственного драмеди с пятью «Золотыми глобусами» и одиннадцатью «Эмми» в запасе. При написании шоу Кристофер Сторер вдохновлялся культовой сэндвичной Чикаго и опытом старшей сестры Кортни, работавшей шефом мишленовского ресторана и ставшей консультанткой на съёмках. Карина Назарова вспоминает предыдущие сезоны и рассказывает, почему четвёртому лучше стать финальной точкой в уставшей истории.
Шеф-повар Карми Берзатто (Джереми Аллен Уайт) после самоубийства брата Майкла (Джон Бернтал) бросил мишленовский ресторан Нью-Йорка ради работы в доставшейся ему по наследству семейной сэндвичной The Beef в родном Чикаго. В первый же день он нанял амбициозную поклонницу — су-шефа Сидни (Айо Эдебири) — и перевернул быт ресторанчика вверх дном. Всклокоченные коллеги с трудом продирались сквозь грызню, долги и беспорядок и в конце концов задрали планку: к чёрту закусочную — пора открывать модный ресторан The Bear. Так ко второму сезону сериал о бессвязных буднях забегаловки наметил рубежную линию: герои сплотились вокруг общей цели, и каждый учился всему заново — вплоть до умения говорить без страха и не обижаться по мелочам.
Вспыльчивый, зато безупречно искренний кузен Ричи (Эбон Мосс-Бакрак) обучался уравновешенности и умению задавать приятный тон пространству, практикуясь в мишленовском ресторане. Ранимая Тина (Лиза Колон-Зайас) и неуверенный Ибрагим (Эдвин Ли Гибсон) оттачивали способности на курсах шеф-поваров. Растерянный Маркус (Лайонел Бойс) стажировался в Копенгагене, получив искомое призвание. Столько усилий ими было приложено, чтобы в решающий момент всё перечеркнули выходки невротичного шефа: в день открытия ресторана Карми с криком заперся в холодильной камере, не выдержав то ли накала тревог, то ли спокойствия, воцарившегося на кухне вместо привычного хаоса.
Шоураннер Кристофер Сторер написал и поставил большинство эпизодов сериала. Его точное и цельное авторское видение отличало проект от кипы невыразительных стриминговых шоу. Резкие диалоги, редкие откровения, темпераментные противостояния вкупе с ручной камерой, клиповым монтажом, суетливым движением камеры по замкнутому пространству подавали зрителю большие порции сверхкалорийных эмоций. Недомолвки, комичные противоречия, дискомфортные воспоминания и личностные кризисы наполняли и без того ярко написанные характеры, дотрагиваясь до их глубин. Но с третьего сезона у Сторера начались проблемы: арсенал идей и острых приёмов сточился, перестав резать по живому. Цепляющий синкопами ритм разбавили затянутые медитативные сцены и пустоты между персонажами: в ресторане стало больше места, а у героев — пространства для одинокой рефлексии и переваривания событий. Третий сезон так просто не вспомнить: ничего в нём толком не случилось, кроме эпизода-флешбэка о Тине, срежиссированного Айо Эдебири.
В продолжении конфликты и вовсе сходят на нет, а новым не разгуляться. После статьи критика, описавшего ресторан Берзатто как «кулинарный диссонанс», спонсор предприятия, ворчливый дядя Сисеро (Оливер Платт), ставит в центр кухни часы с обратным отсчётом. Если по прошествии 1440 часов ресторан не принесёт прибыль, его дни будут сочтены. Теперь команда не тратит время на непродуктивные суету и ссоры. Карми прислушивается к Сидни, пока та держит руку на пульсе потенциально нового босса. Второй сезон она не может сделать выбор: продолжить упорствовать, исправляя сломанную ресторанную семью, отвергающую её заботу, или переселиться в новый «дом» со здоровыми рабочими отношениями и, как она выразилась, «безлимитной пиццей»? Тем временем Ричи доводит сервис до совершенства. Ибрагим готовится запустить франшизу вместе с бизнес-коучем в исполнении Роба Райнера. Тина по-прежнему копошится, а Маркус пытается двигаться дальше при поддержке шефа Луки (Уилл Поултер), примкнувшего к команде. Персонажи, как обычно, о чём-то наглядно тоскуют и беспокоятся, но при сложении всех сюжетных линий получается не апокалипсис чувств, а приторно-сладкое затишье.
Может, слишком очевидное наблюдение, звучавшее не раз, но замечу, как тонко Сторер проработал название, заложив в него колоссальное напряжение смыслов. С одной стороны, the bear — «медведь» — выражает хаотичность и инстинктивность эстетики драмеди и нравов персонажей. Бурлящие в аффектах натуры то перебивают друг друга, то атакуют без причин, то замыкаются, пугливо прячась в берлоги. С другой, если заменить артикль на частицу, из «медведя» получится to bear — выносить, нести тяжесть, брать ответственность, производить, идти на понижение, рождать. Десятки не синонимичных глаголов прячутся под одним словом, определяя действие сюжета: персонажи всю дорогу несут груз детских травм, терпят поражения, преодолевают трудности и опираются друг на друга. В четвёртом сезоне наступает пора перестать быть медведем, метить свою территорию и обнажать оскал — время выбираться из навязанных паттернов. Герои пожинают плоды своих усилий, потихоньку исцеляются и становятся чуточку лучше, правда, смотреть на взвешенные и рефлексирующие лица когда-то знакомых выскочек, невротиков и психологически поломанных людей уже не так интересно.
Сторер огрубляет существующие между персонажами противоречия. Если Карми добился невероятных вершин ещё к началу первого сезона, остальные только-только подбираются к своим целям. Сюжет пытается высвободиться из гравитационного поля героя Уайта, чтобы подсветить жизни других персонажей, но всё равно главной темой для исследования и параллельно идущих диалогов остаются скорбь Карми по брату, его гениальность, перфекционизм и неспособность выносить свои или чужие эмоции. Персонажи вообще заговариваются, не отличаясь красноречием. На самом деле им и сказать друг другу больше нечего, и сил на формулирование мыслей нет, а языки так и чешутся что-то сморозить — несмешную шутку или слезливое признание. Сторер повторяет разговоры из прошлых сезонов, уже не пытаясь изучить персонажей или открыть их с неожиданных ракурсов. А так ли нужно, если обо всех их проблемах мы всё уже знаем из семейных посиделок и кухонных сплетен? Коллеги настолько прикипели друг к другу, что действительно стали предсказуемыми родственниками.
Из нового: в четвёртом сезоне дисфункциональная семья превращается в мультифункциональную. Ничего обжигающего, ошпаривающего, царапающего в отношениях не осталось. Тарелки не бьются, еда не заканчивается, всюду чистота, даже взятый отгул уже не кажется концом света. Персонажам будто нечему сопротивляться. Даже Карми и его сестра Нэт (Эбби Эллиотт), до сих пор ментально запертые в доме с нестабильной матерью-алкоголичкой (Джейми Ли Кёртис), приходят к долгожданному примирению с прошлым и с собой. Персонажи всё чаще плачут по хорошим поводам. Скажем, долгий эпизод свадьбы Тифф (Гиллиан Джейкобс), бывшей Ричи, и Фрэнка (Джош Хартнетт) мог стать идейным продолжением психологически раскалённой рождественской серии второго сезона, а оказался тёплым семейным видео, полным любви, улыбок и сокровенных объятий.
В принципе, умиротворение характеров и интонации кажется самой логичной и очевидной развязкой для сериала, чья история вскипала от желания обрести невозможные устойчивость и стабильность. Четыре сезона шоураннер вёл Карми к состоянию покоя, уговаривал перестать что-то кому-то доказывать и, вероятно, сам последовал совету. Сторер больше не пытается удивить, в меню — повторяющиеся блюда, лишённые фирменных ингредиентов. Недостачу стресса и энергичности шоураннер и сценаристки Джоанна Кало, Кэтрин Шетина и Айо Эдебири компенсируют заботой о близких. Научив персонажей выживать и цвести под напором давления, авторы сериала даруют героям силы и смелость подумать о близких, заслуженное завершение их раздутых от нервов глав. Сезон — своего рода ревизия стараний и перемен, произошедших в жизнях и характерах персонажей. Недаром эффективнее всего здесь работает камера, берущая сверхкрупные планы лиц непохожих индивидуальностей, изучая глубину их трансформаций и превращая их слёзы, смятение, спутанность мыслей, тоску по прошлому и сломленные мечты в зрительские — твои. В финале сезона можно счастливо выдохнуть — дальше сериалу идти уже некуда.
