До проката наконец добрались «Семь вуалей» Атома Эгояна. Премьера фильма состоялась в далёком 2023-м на кинофестивале в Торонто. Добрую часть картины составляют кадры из оперы Рихарда Штрауса «Саломея», которую Эгоян поставил впервые в 1996 году в том же Торонто, а после возобновлял ещё три раза — в 2013-м, 2022-м и 2023-м. В фильме вокруг его собственной постановки пляшут ещё семь женщин, подмешивая к скандальной истории свои персональные одержимости. Получилось многослойно, но прямолинейно: все мотивы пообтёсаны и, как канапе, нанизаны на одну шпажку — тему сексуализированного насилия и этически сомнительных любовных связей.
Сам Эгоян изящно самоустранился из спектакля: по сюжету автор постановки — год назад почивший режиссёр Чарльз, о котором и вдова, и ученики не говорят, а только молчат с придыханием. Перед смертью Чарльз завещал одну из своих самых скандальных работ, оперу «Саломея», своей ученице Джанин (Аманда Сайфред). Руководство театра и вдова маэстро просят, с одной стороны, в интерпретации ничего не менять, а с другой — вести блог для театра и добавить в него «что-то личное». Личного, как мы скоро узнаем, в «Саломее» было с лихвой — на момент работы над спектаклем Джанин и Чарльз были любовниками, с молчаливого согласия супруги режиссёра. В самой же постановке он использовал опыт пережитого Джанин в детстве насилия со стороны отца, которое также происходило с молчаливого согласия матери. Чарльз даже поставил кульминационный танец семи покрывал с использованием снятой отцом-насильником домашней хроники, на которой маленькая Джанин в лесу танцует, качается на качелях и ест мандарины с завязанными глазами.
Параллельно о работе над спектаклем в своём блоге рассказывает специалистка по реквизиту Клеа (Ребекка Лиддьярд). Именно Клеа посвящает зрителя в сюжет оперы: иудейская царевна воспылала страстью к Иоанну Крестителю, который трижды её отверг. Тогда Саломея уступила притязаниям своего отчима Ирода и станцевала для него танец семи покрывал, а взамен попросила голову пророка, чтобы наконец поцеловать своего возлюбленного. Клеа близка Саломея из второго состава и совсем не близка развязность распускающего руки исполнителя роли пророка, чьи действия скоро обернутся серьёзным репутационным ущербом. На всё это Эгоян наслаивает ещё и роман мужа Джанин с прислугой и томные взгляды самой Джанин в сторону Иоанна Крестителя из второго состава. На площадке присутствует также координатор интимных сцен, но избежать скандала в случае с «Саломеей», кажется, невозможно.
«Семь вуалей» просто распирает от повторяющихся мотивов и сюжетных линий. Канадский режиссёр, славный историями о сложных и разрушительных сексуальных желаниях («Хлоя» и «Славное будущее»), на этот раз строит свой фильм как большое симфоническое произведение, в котором главная тема блуждает из регистра в регистр, претерпевает множество вариаций, но остаётся навязчивой и узнаваемой на каждом новом витке.
Если сказать проще: Эгоян тут, конечно, накрутил.
На экране присутствуют все типы в разной степени неэтичных отношений: учитель — ученица, режиссёр — актёр, наниматель — прислуга, служебные и инцестуальные связи. Интересно, к слову, что на протяжении всего фильма женщины работают со своими травмами на основе фантазий и интерпретаций мёртвых мужчин (постановка Чарльза с элементами видео отца Джанин в опере Штрауса по Оскару Уайльду). Руководство театра при этом настоятельно рекомендует за рамки предложенной мэтрами интерпретации не заходить.
Истории о нездоровых, фантастических, гипотетических и прошлых желаниях в картине реализованы на семи разных экранах. Помимо пространства самого фильма, история рассказывается через личные блоги Джанин и Клео, видеозвонки Джанин матери, дочери и почти бывшему супругу, просмотр записи того самого спектакля и домашнего видео отца Джанин плюс новые съёмки для танца семи покрывал.
Эгоян демонстрирует своё прекрасное умение громоздить общее художественное высказывание из множества заметок на полях повседневности.
Но, несмотря на самоотверженную и наэлектризованную игру Сайфред, все накрученные вокруг постановки сюжеты в итоге оказываются не более чем украшением — изящными виньетками на полях оперной постановки.
По сути, Эгоян, кажется, снял более дорогую телеверсию с комментариями вымышленной труппы. Главную мысль сама Джанин высказывает прямым текстом ещё в самом начале: история Саломеи — это «первый рассказ о преступлении на сексуальной почве». Пространство смыслов в «Семи вуалях» изрядно намагничено, одно притягивает другое, третье, но в итоге сходятся в одно общее место, что-то вроде «насилие — древнее и неизбежное зло», побочный эффект необузданных страстей. Стоило ли ради этого столько городить? Истории пересекаются и схлопываются в финальном страстном поцелуе Саломеи с отрубленной головой: все страсти удовлетворены, все с ними не совладавшие наказаны, выводов не предусматривается.
