На Роттердамском кинофестивале — международная премьера фильма «Тиннитус» Даниила Зинченко, ставшего культовым в узких кругах задолго до этого показа. Весь 2019 год «скринер» картины гулял по синефильским рукам и закрытым чатам, её демонстрировали на Московском международном фестивале экспериментального кино и в петербургской Новой Голландии, а на прошлой неделе гильдия, назовём её так, молодых кинокритиков назвала «Тиннитус» лучшим фильмом года и не без скандала вручила награду на премии «Белый слон». Артём Макарский по просьбе КИНОТВ рассказывает о картине подробнее.
Тиннитус, давший название фильму, — это звон или шум в ушах, длительный, появляющийся без какой-либо внешней причины: от него сложно избавиться и никуда не скрыться. По понятным причинам от него часто страдают музыканты, занимающиеся экспериментальной музыкой, и им сочувствующие — «Тиннитус» рассказывает как будто о них.
Как будто — потому что фильм старается вобрать в себя гораздо больше: выросший из идеи рассказов композитора Евгения Вороновского и единомышленников, он использует как отправную точку интервью с промоутером и журналистом Дмитрием Васильевым, ставшее для Васильева последним. Вороновский задаёт местами абсурдные — нарочно — вопросы, которые прерываются лирическими отступлениями разной степени важности: от интервью с участником Южинского кружка Игорем Дудинским и истории смерти студентки НИУ ВШЭ Татьяны Страховой. Вороновский и Васильев, сидящие в Коломенском парке в восемь утра, не дают своим словам той силы, какая у них появляется постфактум в фильме, — и всё, кажется, подчинено этому последнему интервью, всё вертится вокруг него, всё высказанное в нём кажется важным, между всем есть связь.
Режиссёра Даниила Зинченко в «Тиннитусе» явно занимают параллели и совпадения. Это бывает довольно остроумно: появляющиеся на фоне разных пейзажей, но с одинаковым открыточным шрифтом надписи «Фрязино» и «Viva Italia» не могут не вызвать улыбку. Также несложно заметить, как вторят друг другу безэмоциональное зачитывание предсмертной записки убийцы Страховой, Артёма Исхакова, и фрагмент из перформанса Джона Данкана «Blind Date»: в обоих случаях речь идёт о некрофилии. Оба эпизода выбиваются из фильма: часть с запиской, ставшая своеобразным трейлером фильма (довольно радикальный шаг), снята излишне глянцево, в то время как фрагмент вначале остаётся вообще без визуального сопровождения. И тем не менее без них можно было бы обойтись — как, например, и без Южинского кружка.
Контекст, который дают эти вставки, нагружает лишней информацией, сбивает с толку — хотя в этом, скорее всего, и есть изначальная цель. «Тиннитус» вообще не даёт никаких дополнительных пояснений, показывая сначала крест на дальнем острове, затем чьи-то похороны, затем немолодого мужчину, пересказывающего свой сон. Постепенно всё начинает обретать смысл и обрастать связями: Вороновский расспрашивает Васильева о двух важных для них музыкантах, Мите Зубове и Романе Сидорове (монтаж прерывает беседу на поездку к их могилам), но в какой-то момент Васильев говорит «стоп». И вот нам показывают растерянного Вороновского, говорящего о том, что Васильев утонул, — и тут начинается уже совсем другой фильм.
«Тиннитус» ещё попытается вернуться к своей хаотичной манере наложения друг на друга разных героев, эпох, медиумов, но по мере всё большего приближения к Танатосу он всё сильнее концентрируется на главной истории, всё меньше прерывается на лирические отступления. Лирике здесь действительно почти нет места, наступает время прозы: Зинченко показывает своих героев совсем другими — в первую очередь людьми, потерявшими друга. У экспериментальной музыки почти всегда есть лёгкий флёр серьёзности и загадочности — но за ним скрываются и юмор, и, в некоторых случаях, человеколюбие, и преданность делу и сообществу. Всё это постепенно вскрывается в героях «Тиннитуса» — парадоксальным образом, становясь простыми людьми, они начинают быть сложнее, чем были в самом начале.
Смерть и потусторонние материи интересуют Зинченко уже давно — в детстве он снимался у Юфита и Маслова в «Серебряных головах», в его дебюте «Эликсир» герои бегали по кладбищу, наконец, он был монтажёром фильма-концерта «Сияние обрушится вниз»,последнего выступления «Гражданской обороны». И тем не менее в «Тиннитусе» он заходит в этой теме куда дальше, чем бег по кладбищу, — это похоже скорее на неторопливую прогулку с внимательным изучением. Выводы похода неутешительны: смерть настоящая, смерть близкая, смерть внезапная. Главными мотивами становятся тишина и уходящий куда-то вниз робкий взгляд всех героев, отказывающих себе в реплике о самом главном.
Здесь многое спрятано в невысказанном и не сказанном вовремя — и это делает фильм куда более горьким, чем он кажется изначально. Благодаря придумке оператора Тихона Пендюрина «Тиннитус», который видят зрители, — это «экранка» «настоящего» фильма, в каком-то смысле правда блеклая его копия, слегка размытая, не показывающая всего как в плане цветов, так и в плане деталей. Музыка же, постоянно прорывающаяся на передний план, напоминает, собственно, о тиннитусе, который может быть не только звоном в ушах, но и любым монотонным звуком. Третья часть фильма, в которой Джон Данкан исполняет практически получасовую импровизацию на не заданную тему, даёт понять, что главный герой фильма совсем не Вороновский и не Васильев, а именно что шум, преследующий, неутихающий, звуковой эквивалент чеховского человека с молоточком.
«Тиннитусу», безусловно, легко сказать своё «фи», бросить его на полпути — не только из-за попытки высказать всё, что кажется важным, или из-за любви к неочевидным параллелям. Эстетика фильма хоть и идеально совпадает с его героями, временами всё-таки выходит за рамки, кажется излишне простоватой и в чём-то ученической. Однако интересен он в первую очередь тем, на что не мог повлиять никто из участников съёмки, тем, что просто оказалось запечатлено на камеру. Для реконструкции одного из старых шумовых хэппенингов Зинченко отправил статистов в капюшонах в лес — не заметив, что самые страшные вещи могут произойти и в обычном парке. Под конец основной части «Тиннитуса» рядом с Вороновским оказывается безвестный мужчина с гитарой, внезапно начинающий исполнять «Листья жёлтые» с нетленными строчками о том, что не прожить нам в мире этом без потерь, — так любовь авторов к абсурду обернулась для них довольно злой шуткой. «Всё как-то так немножко спонтанно развивалось и закончилось немножечко скомкано», — говорит о деятелях московского андеграунда Вороновский. Практически так же вышло и с «Тиннитусом»; только тут всё началось «немножечко скомкано», а «развитием» закончилось.
