В прокат вышел победитель 71-го Каннского фестиваля — семейная драма плодовитого японца Хирокадзу Корээды «Магазинные воришки», притворившаяся поначалу сусально-сентиментальной историей, чтобы к финалу оказаться умнее и жёстче.
Когда «Воришки» получили «Золотую пальму» в Каннах, обойдя более броские, провокационные и громкие высказывания именитых творцов, критика встретила решение жюри с толикой недоумения — фильм 55-летнего японца кажется на первый взгляд слишком гладким и конформным. Но лишь на первый.
В экспозиции заявлена совсем простая история: в какой-то утлой хибаре размером с ласточкино гнездо ютится нищее и при этом на удивление счастливое семейство Осами. Отец (Рири Франки) работает на стройке и ноет по утрам, как не хочет выходить из дому на холод и не лучше ли прикинуться больным. Гораздо лучше у него получается подворовывать в магазинах с помощью сына по имени Шота. Тандем работает слаженно и никогда не попадается: один стоит на стрёме или отвлекает продавцов, а другой тащит. Мать семейства (Андо Сакура) тоже не промах — обчищает в прачечной карманы сданных в стирку пиджаков. Тем временем сестрица (Мацуока Маю) танцует в пип-шоу за стеклом один и тот же душераздирающий танец для одиноких мужчин (как тут не вспомнить «Париж, Техас») и на правах пока ещё не устроенной девушки освобождена от статуса добытчицы — не вносит своего вклада в семейный бюджет. Тем более что, по большому счёту, семья всё равно живёт на пенсию бабушки (Кирин Кики), судя по некоторым повадкам — той ещё мошенницы.
Однажды, возвращаясь после очередной удачной кражи, отец с сыном натыкаются на печального, как сама жизнь, ребёнка — маленькая девочка одиноко мёрзнет на балконе первого этажа. Начав с намерения подкормить, в итоге они забирают её с собой — девочка очевидно никому не нужна, да и родители, судя по всему, дурно с ней обращаются: запуганный взгляд, на руках синяки. Девочка Юри сразу приживается в бедняцком семействе после короткого и беззлобного спора, что, мол, вот теперь придётся кормить ещё один рот, ну и не объявят ли её в розыск и не обвинят ли семью Осами в похищении. Когда это всё-таки случится, приёмышу просто сделают другую стрижку и дадут имя Лин. Всё пойдёт своим чередом, пока однажды пацанёнок Шота не задумается об основах существования семьи, выслушав от заметившего кражу торговца, что он не вправе приучать крохотную сестру к воровству.
Корээда мастерски выстраивает рассказ, так что становится слышна задушевная, почти чаплиновская интонация, с которой только большие мастера умеют говорить о жизни малых сих — не скатываясь ни в надрывное сюсюканье, ни в прекраснодушное бу-бу-бу о том, что кража от бедности не самый страшный грех. В плавное её течение лишь иногда врезаются тревожные нотки простых вопросов: почему мальчику так трудно произнести слово «папа»? Почему детей тут совсем не воспитывают в привычном понимании и в семье никогда не бывает перепалок, какие неизбежно случаются у самых родных людей? И почему бабушка и сестра вдруг пускаются обсуждать тему родства: мол, семью мы не выбираем, а лучше ведь было бы, если бы можно было выбрать.
Но когда мы уже умильно щуримся, убаюканные уютной доброй сказкой, она вдруг переламывается пополам и превращается в циничную быль о том, что жизнь жёстче. Семейное счастье не подделаешь, и оно в этой семье было настоящим, только вот всё остальное настоящим не было. Члены «семьи Осами» оказываются изгоями вдвойне — сами себе придумавшими правила, которые не совпадают с законами общества, и дело тут совсем не в воровстве. Работники социальной службы в безупречных костюмах с гладкими, лучащимися дежурным состраданием лицами, сурово берущие в кольцо малахольное семейство, покажутся ангелами-истребителями: вроде всё делают правильно, только от них мороз по коже.
История о семье как о последнем пристанище, защите и панацее ото всех бед мира резко, без предупреждающих выстрелов в воздух, становится пронзительной песней об одиночестве. Налюбовались на идиллию? Пора просыпаться. Прекраснодушные мантры неореализма — «главное в этом мире — чтобы было к кому прислониться», «два гроша надежды» — больше не работают. Нет никакой надежды, и традиционная модель семьи больше не работает тоже, а выбирать себе родню почему-то нельзя — почему? Вопросы без ответов меняют смысл рассказанной истории на противоположный, а сама история возвращается на круги своя: в последних кадрах, как в самом начале, маленькая девочка в одиночестве замерзает на балконе.
