Мне не больно: «Конец сезона» Эльмара Иманова

Конденсационный след фестиваля «Зеркало». Ещё один любопытный фильм, о котором мы не рассказали, а теперь исправляемся: «Конец сезона» Эльмара Иманова, получивший приз жюри молодых критиков и специальный приз за художественные достижения от международного жюри. Собственно, именно о художественных достижениях картины рассуждает, собственно, член жюри молодых критиков Катерина Белоглазова.

аглядывая в светящиеся окна многоквартирных домов, об этом, наверное, хотя бы раз думал каждый: по каким невидимым ни снаружи, ни изнутри траекториям жизни движутся мелькающие в окнах силуэты, о чём они молчаливо говорят друг другу? Такие комичные, как в мультике, фигуры в окнах, должно быть, испытывают время от времени одни и те же чувства, даже если сами об этом не знают и не расскажут. Дебютный полнометражный фильм Эльмара Иманова «Конец сезона» начинается и заканчивается как раз ночными планами одного из спальных районов Баку. «Эта история могла бы произойти где угодно», — отметил во вступительном слове программный директор фестиваля Андрей Плахов, отобравший фильм в конкурс после его премьеры в Роттердаме, но живущие в Германии братья Имановы (брат режиссёра Анар Иманов — автор сценария) поместили сюжет в родной Азербайджан, видимо, для того, чтобы и в этом пойти наперекор зрительским ожиданиям. В то время как от «регионального» фильма по обыкновению ждут социальной драмы, Имановы снимают общечеловеческое кино о том, как трудно даже (или особенно?) близким людям донести друг до друга свои переживания. Продуманно-эксцентричный с точки зрения кинематографической формы «Конец сезона» по духу чем-то близок стихотворению «Silencio» Фёдора Тютчева (что характерно, русский поэт долгое время также прожил в Германии, находясь на посольской должности). Отсутствие в фильме национального колорита и смелость некоторых сцен, безусловно, служат тому, чтобы на корню стереть зрительские стереотипы (о мусульманской стране и семье в частности). Это безусловно европейское кино, и всё-таки, будучи помещённой не в многоэтажку условного Берлина или Марселя, а в азербайджанский контекст, история героев «Конца сезона» — молчаливо дошедшей до порога терпения матери Фидан, её апатичного мужа-неудачника Самира (из тех, про которых говорят, что он не может даже гвоздь вбить) и их едва совершеннолетнего сына Махмуда, сбегающего от тихого разлада в семье в убогую съёмную квартиру, а от близких отношений с девушкой — в измены и музыку в наушниках, — оказывается лишена налёта клише «кино о некоммуникабельности на европейском материале». Этот свежий эффект связан не только с непривычным контекстом, но и с мотивом пробуждения после долгой усталости, который неявно присутствует в фильме. Герои этой истории (кроме отца в первой половине фильма, и можно уверенно обозначить слабость мужчины как один из глобальных тематических трендов современного кино) всё прекрасно видят и понимают, но прямо сказать не могут, разве это что-либо даст? Подобно тому, как уже в самом заглавии содержится указание на некоторый затянувшийся период, нам предстоит увидеть, как в иных ситуациях только радикальный жест может снять с инертных отношений верхний заветренный слой.

Заглядывая в светящиеся окна многоквартирных домов, об этом, наверное, хотя бы раз думал каждый: по каким невидимым ни снаружи, ни изнутри траекториям жизни движутся мелькающие в окнах силуэты, о чём они молчаливо говорят друг другу? Такие комичные, как в мультике, фигуры в окнах, должно быть, испытывают время от времени одни и те же чувства, даже если сами об этом не знают и не расскажут. Дебютный полнометражный фильм Эльмара Иманова «Конец сезона» начинается и заканчивается как раз ночными планами одного из спальных районов Баку. «Эта история могла бы произойти где угодно», — отметил во вступительном слове программный директор фестиваля Андрей Плахов, отобравший фильм в конкурс после его премьеры в Роттердаме, но живущие в Германии братья Имановы (брат режиссёра Анар Иманов — автор сценария) поместили сюжет в родной Азербайджан, видимо, для того, чтобы и в этом пойти наперекор зрительским ожиданиям. В то время как от «регионального» фильма по обыкновению ждут социальной драмы, Имановы снимают общечеловеческое кино о том, как трудно даже (или особенно?) близким людям донести друг до друга свои переживания. Продуманно-эксцентричный с точки зрения кинематографической формы «Конец сезона» по духу чем-то близок стихотворению «Silencio» Фёдора Тютчева (что характерно, русский поэт долгое время также прожил в Германии, находясь на посольской должности). Отсутствие в фильме национального колорита и смелость некоторых сцен, безусловно, служат тому, чтобы на корню стереть зрительские стереотипы (о мусульманской стране и семье в частности). Это безусловно европейское кино, и всё-таки, будучи помещённой не в многоэтажку условного Берлина или Марселя, а в азербайджанский контекст, история героев «Конца сезона» — молчаливо дошедшей до порога терпения матери Фидан, её апатичного мужа-неудачника Самира (из тех, про которых говорят, что он не может даже гвоздь вбить) и их едва совершеннолетнего сына Махмуда, сбегающего от тихого разлада в семье в убогую съёмную квартиру, а от близких отношений с девушкой — в измены и музыку в наушниках, — оказывается лишена налёта клише «кино о некоммуникабельности на европейском материале». Этот свежий эффект связан не только с непривычным контекстом, но и с мотивом пробуждения после долгой усталости, который неявно присутствует в фильме. Герои этой истории (кроме отца в первой половине фильма, и можно уверенно обозначить слабость мужчины как один из глобальных тематических трендов современного кино) всё прекрасно видят и понимают, но прямо сказать не могут, разве это что-либо даст? Подобно тому, как уже в самом заглавии содержится указание на некоторый затянувшийся период, нам предстоит увидеть, как в иных ситуациях только радикальный жест может снять с инертных отношений верхний заветренный слой.

Мозаику этих непроговоренных отношений зритель собирает из кадров самой тривиальной жизни. Но, как уже было сказано, в строении сюжета и даже в кастинге чувствуется лёгкая эксцентрика: вот жена режет помидоры, как делала, наверное, тысячу раз, а кадром ранее трогает спящего мужа за лицо ступнёй. Её сын, кудрявый и глазастый юноша с непропорционально узкими плечами, «уже совсем взрослый», но будто нарочно, как в детском саду, облизывает тарелку и улыбается той же бесцеремонной придурковатой улыбкой, что и у отца, не придумавшего ничего лучше, чем прочистить засорившуюся трубу в ванной фехтовальной шпагой… В том, какие именно бытовые детали, какие порой даже сверхъестественные метафоры и «зеркальные» образы Имановы выбрали для того, чтобы окольным путём рассказать о переживаниях своих героев, чувствуется редкая для дебютов режиссёрская свобода, имеющая в основе своей верность не фестивальному мейнстриму, а логике чувств персонажей. При этом авторы не спешат вывалить на зрителя поток эксплицитных эмоций. Характерная особенность фильма: всё, что происходит с героями, показывается нам как бы впроброс, экранные образы устанавливают со зрителем ту же дистанцию, что невидимо присутствует между персонажами, и эта черта говорит не только о чувствительности режиссёра и сценариста к таймингу человеческих переживаний, но и об умном соотношении формального решения фильма с его содержанием.

Сидя в зале без раздражения, но с некоторым удивлением, замечаешь, как большую часть времени фильм проплывает мимо, словно, опять-таки, за стеклянной рамой. И даже главное драматическое событие (не раскрывая сюжета, скажем лишь, что оно заставляет вспомнить «Приключение» Микеланджело Антониони — признанного мастера «кино некоммуникабельности»), как и сами герои, зрители замечают не сразу. Но именно в этой «бормочущей интонации», как назвал её мой коллега по жюри Андрей Карташов, действительно кроется достоинство фильма, и стоит досмотреть его до конца, чтобы чистая длительность финальной сцены с каждой утекающей нотой мелодии додала тебе то, что так упорно противилось восприятию. Боль — некоммуникабельна. Чтобы ею поделиться, можно разве что причинить такую же. Но как только момент переживания истёк, хлопнешь себя по лбу: да это же всё-таки очень смешно!