С 28 марта в российском прокате триллер «Материнский инстинкт» с Энн Хэтэуэй и Джессикой Честейн. Кинокритик Валерия Косенко рассказывает, чем фильм отличается от франко-бельгийского предшественника, в чём его слабое место и почему картину точно не стоит пропускать в кинотеатрах.
Американский пригород 60-х благополучен, но не безмятежен. Две семьи живут по соседству, поддерживая между собой близкие и почти родственные отношения. Всё, что делит пространство двух домов, — живая изгородь. Хотя, впрочем, и она не помеха единению семей, особенно если тому способствует дружба детей примерно одного возраста. Макс и Тео неразлучны, как неразлучны их заботливые мамы — Селин (Энн Хэтэуэй) и Элис (Джессика Честейн). Обе счастливы в браке и материнстве, пока однажды трагедия, обрушившаяся на одну семью, не разрушит обе.
Селин безутешна: её единственный сын погиб в результате несчастного случая, по следам которого невозможно выявить виновного. Не выдерживая самобичевания, героиня Хэтэуэй направляет свой гнев на подругу, не сумевшую вовремя подоспеть на помощь Максу. Ощущая перемену в отношениях, Элис мучается чувством вины, пытается достучаться до подруги и одновременно испытывает смутную тревогу за сына.
Раздавленная горем Селин действительно внушает опасения, которые до последнего не теряют двусмысленности. Хочет убить сына лучшей подруги, отомстив за своего? Или просто находит утешение в обществе мальчика?
Портрет героини Хэтэуэй создаёт пластическими средствами: образ кукольной Жаклин Кеннеди сменяется напряжённой сутулостью и застывшей гримасой боли на лице. У Честейн другая задача: показать, какой путь проходит женщина от пуританской праведности до безумия. Обе актрисы сделали всё от себя зависящее, чтобы каждый образ получился гибким и убедительным.
Когда несколько лет назад в прокат выходил франко-бельгийский триллер «Материнский инстинкт», предшественник голливудского проекта, пресса часто писала о подражании режиссёра Оливье Массе-Депасса хичкоковской традиции. Очевидная близость культуре, вероятно, и подвигла на создание американского ремейка.
Перенести сюжет на новую почву также было доверено Массе-Депассу, однако режиссёр отказался по личным причинам. Продюсерами фильма выступили оскароносные исполнительницы двух главных ролей, отлично вписавшиеся в мировой тренд на участие актрис в нелёгком, но статусном деле продюсирования. Режиссёрскую задачу подхватил успешный оператор Бенуа Деломм (на его счету, к примеру, фильмы «Ван Гог: На пороге вечности», «Самый опасный человек» и «Вселенная Стивена Хокинга»). Его интерпретация истории, корнями уходящей в одноимённый роман Барбары Абель, почти не отходит от сюжета своего предшественника, но существенно отличается по стилю.
Деломм, хоть и пересел в режиссёрское кресло, работу с камерой никому другому доверить не смог. Его изображение ясное, воздушное и лоснящееся: чем дальше движется сюжет, тем сильнее слепит солнце, со временем выжигающее огромную чёрную дыру на месте открыточного фасада.
Никакие извилистые интерьеры загородного коттеджа со всеми его подвалами и винтообразными лестницами не страшны так, как отполированная идиллия розового сада. Лопнувшее жемчужное ожерелье против трупа на зелёной лужайке.
Помнится, в тех же декорациях было найдено ухо в «Синем бархате» (здесь вместо него детская игрушечная машинка). Как бы Деломм ни пытался моделировать комнаты светом и тенью — нуарный клаустрофобный саспенс из этого не выжать. Реальность за окном всегда будет страшнее, просто потому что не старается. Однако история всё сильнее теряется в скучных интерьерах, пока перспективное начало окончательно не проиграет глупому финалу.
Женщины здесь живут в ином измерении: никто, включая детей, не наделён даром интуиции, а порой и элементарной чуткости. Несмотря на схожесть французской и американской картин, европейская, как обычно, оказывается честнее и прямолинейнее. Здесь на волнительное сообщение мамы с папой о смерти лучшего друга мальчик Тео, дожёвывая свой завтрак, реагирует вопросом, можно ли ему поиграть в машинки. Ребёнок демонстрирует полную атрофию чувств — между прочим, абсолютно нормальную для его возраста, — которую американцы постеснялись переносить в проект. В голливудском варианте крепнущая связь между Селин и Тео набирает обороты как раз благодаря неравнодушию мальчика к трагедии. Исключительность женского чутья оказывается под вопросом, но не иррациональность.
Мистическая природа женщины, почти сверхъестественная, — обязательный атрибут любого классического нуара, однако даже там авторы редко сталкивали их между собой. Например, в «Тёмном зеркале» (1946) Сьодмака, в котором великая Оливия де Хэвилленд (Мелани из культовой голливудской экранизации «Унесённых ветром») сыграла сразу двух девушек-близняшек, одна из которых газлайтила и сводила с ума другую. У «Материнского инстинкта» был похожий запал: рассказать историю о любви и паранойе, о мести и подозрении, избегая грубой фактической определённости. В лучшем случае — удержать равновесие на тонком проводе, бьющем гаммой чувственных токов, как когда-то это сделал Пол Верховен, открыв формулу образцового триллера.
У Деломма этого не случилось, как не случилось у его предшественника Массе-Депасса. Однако ничего плохого и даже досадного в этом нет: фильм смотрится легко и ровно, без падений и отключек, угождая отличными актёрскими работами и складной режиссурой. «Материнский инстинкт» вряд ли в силах выдержать длинную дистанцию, но обеспечить сиюминутное удовольствие в кинотеатре — взволновав, испугав и даже местами позабавив — вполне.
