8 мая в российских кинотеатрах выходит «Жажда славы» — мрачная одиссея по расколотому сознанию одного культуриста. Премьера картины состоялась на «Сандэнсе» в 2023 году, однако на фоне скандалов и обвинений главного актёра Джонатана Мейджорса в домашнем насилии прокат был отложен на неопределённый срок. О том, почему этот фильм становится заложником контекстов и повторяет судьбу главного героя, размышляет Георгий Пузырёв.
«Жажда славы» должна была добраться до мировых экранов ещё два года назад. Однако тогда же исполнителя главной роли Джонатана Мейджорса арестовали за избиение своей бывшей девушки Грэйс Джаббари. Губительный для фильма шлейф скандала смешался с шумом актёрских забастовок — оценив ситуацию, дистрибьюторы отложили прокат до лучших времён. Видимо, они наконец настали. Сам актёр отделался разорванным контрактом с Marvel, испытательным сроком и реабилитационной программой по борьбе с домашним насилием.
Во всём этом контексте «Жажда славы» — внезапный привет из прошлого, который осветил карьерный тупик Мейджорса и, возможно, указал на выход из него. Простота мрачной иронии впечатляет: фильм о травмированном социопате и самых наглядных формах сублимации маскулинной недостачи стал лебединой песней абьюзера и избивателя. Но благодаря временному промежутку, навязанному маркетинговыми обязательствами, этот же фильм, возможно, ознаменует и его камбэк.
Жизнеутверждающей спортивной драмой здесь не пахнет.
Бодибилдер с инфернальным именем Киллиан Мэддокс мечтает о мировом признании — то есть оказаться на обложке глянцевого журнала. Достичь намеченных целей мешают «маленькие дельтовидные мышцы» и, конечно, бытовуха: работа в продуктовом магазине, уход за больным дедом, сессии с психотерапевтом. Киллиан не контролирует свою агрессию, вечно грозится раскроить кому-нибудь череп и выпить мозги, имеет инцельские замашки, испытывает проблемы с коммуникацией (но, если речь идёт о бодибилдинге или диете, тут же превращается в коуча-оратора). По вечерам он сидит в своей комнатке, облепленной постерами с перекачанными мужскими телами, смотрит порно, попивая протеиновый коктейль, гуглит, как понравиться людям, и пишет безответные письма своей путеводной звезде в мире профессионального спорта, атлету-чемпиону Брэду Вандерхорну. А из колонок в машине у него всегда ревёт металкор, словно призванный погружать в боевой транс, — и когда Киллиан мчится в строительный магазин, владельцы которого нагрубили его деду, «герою войны во Вьетнаме», это приходится очень кстати.
В общем, жизнеутверждающей спортивной драмой здесь не пахнет. Режиссёр Элайджа Байнум пишет старый добрый портрет потенциального серийного убийцы, который до поры направляет одержимость и болезненные потоки гнева в профессиональную деятельность или требующее полной отдачи увлечение. «Жажда славы» транслирует то восприятие бодибилдинга, которое ему насадил писатель-культурист Юкио Мисима, — как самотерапии с мрачным концом. Но если выработанная в ходе изнурительных тренировок дисциплина японского эстета приводила его к ритуальному самоубийству после неудачной попытки госпереворота, то в случае с Киллианом гипотетический исход провала варьируется от точечных убийств «обидчиков» до массового шутинга.
Мейджорс истекает потом и кровью, словно понимая, что эта отдача будет восприниматься как исповедь.
С упоминания Мисимы легко продолжать ассоциативный киноряд, переходя сначала к Полу Шредеру, который снял про него байопик, а до этого написал «Таксиста», затем — понятно, к «Королю комедии», после чего — к легиону последователей мистера Скорсезе, от «Бойца» Дэвида О. Расселла до «Джокера» Тодда Филлипса, и, наконец, к угрюмым артхаусникам вроде Линн Рэмси с её «Что-то не так с Кевином» или Джастина Курзеля с «Нитрамом». У последнего, кстати, Байнум заимствует и оператора Адама Аркпоу. Почти все эти названия и фамилии звучали и будут звучать в каждой рецензии на фильм, просто потому, что драматургические, стилистические и социальные (стараниями Мейджорса) контексты затмевают его со всех сторон. Разве что «Жажда славы» усердно проветрена от декадентских паров, которые душили Трэвиса Бикла и оседали на кровавой улыбке Артура Флека, и никакой красно-синий неон их не вернёт.
Тугой дискомфорт, скапливающийся по ходу фильма с первой сцены, — и в этом плане Байнум довольно ловко справляется с одной из режиссёрских задач — в итоге не может найти разрядку, раз за разом пробуксовывая на выходе из драматургической колеи. Слишком велико желание не стать бестолковым оммажем, но когда выразительная декламация заученного материала заканчивается и настаёт пора добавить что-то от себя, фильм начинает мяться и заикаться под стать своему герою. Несколько прямо-таки великолепных сцен во второй половине, вроде нервного срыва в закусочной или суда над судьёй под Патти Смит, пытаются собраться в неумолимую финишную прямую, но в итоге расползаются в разные стороны симпатичными тропками. Мейджорс истекает потом и кровью, пускает нити слюны, головой разбивает автомобильные окна и одурело демонстрирует физическую доблесть, словно понимая, что эта отдача будет восприниматься чуть ли не как исповедь. В итоге такая интенсивность экранного бытия лишь вступает в неравную схватку с сюжетом. Это напоминает борьбу Киллиана с природой собственных мышц — изнуряющая накачка дельт, конечно, могла бы дать результаты, да только вовсе не она причина его спортивного и личностного провала.
