Лучшие рецензии всех времён: «Подмена» Клинта Иствуда

Мы продолжаем восхищаться Клинтом Иствудом. Даша Видре поздравляет юбиляра и переводит статью The Guardian от 2 ноября 2008 года. В ней Иствуд рассказывает про свой новый фильм «Подмена», рассуждает о любви к историям, где на передовой находится судьба женщины, объясняет, почему он поддерживает смертную казнь и не считает (как и до сих пор) себя звездой.

Клинт Иствуд — от «Сыромятной плети» и спагетти-вестернов до «Грязного Гарри» и «Непрощённого» — стал воплощением американского мачо и заядлым сердцеедом в реальной жизни. Но Элизабет Дей познакомилась со скромным человеком семидесяти восьми лет, чей новый фильм «Подмена» рассказывает о страданиях матери пропавшего мальчика и показывает его любовь к историям о женщинах.

Грэм, сотрудник миграционной и таможенной службы аэропорта Кеннеди в Нью-Йорке, с кислым видом ссутулился за столом. «Цель поездки?» — спрашивает он, едва поднимая глаза от сканера отпечатков пальцев. Я отвечаю, что приехала брать интервью у Клинта Иствуда. Он смотрит на меня большими глазами. «Клинта Иствуда? — переспрашивает он, сразу придя в хорошее настроение. — Обожаю его!» Он лихо ставит штамп в моем паспорте и жестом показывает мне проходить. «Привет ему!»

Когда таксист узнаёт, зачем я приехала, он вскрикивает от радости. «Ну вообще! — кричит он через пластиковую перегородку, когда мы стрелой проносимся по мосту Бронкс — Уайтстоун. — Понимаете, как вам повезло, а?» Администратор в моей гостинице — тоже поклонник Иствуда. «Передайте ему, что у него тут в лобби есть фанат, — он качает головой. — Подумать только, он же живая легенда».

Мужчины обожают Клинта. Отчасти из-за внешности: широкие плечи, образ спокойного героя, весь он словно выточен из шестифутовой дубовой доски. Ему 78, у него обветренное лицо, изборожденное опытом, напоминающее потёртое кожаное седло. Его суровые карие глаза с морщинками в уголках, кажется, всё время следят за горизонтом — не появится ли там улюлюкающее племя свирепых индейцев.

Его фильмография — словно перечень мужских архетипов. В 60-е Иствуд был Человеком без имени в легендарной трилогии Серджо Леоне «За пригоршню долларов», «На несколько долларов больше» и «Хороший, плохой, злой». Через десять лет он стал Гарри Каллаханом, несгибаемым полицейским, который вольно обращался с правилами в «Грязном Гарри» Дона Сигела. Затем в «На линии огня» он был сотрудником секретной службы, а в «Малышке на миллион» — мрачным тренером по боксу. В своей дилогии «Флаги наших отцов» и «Письма с Иводзимы» он поставил в центр мужчин, воюющих во Вторую мировую. В 1992 году он сыграл главную роль в собственном оскароносном фильме «Непрощённый», вестерне, задающем главные мужские вопросы: что отличает героя от злодея? Как отделить человека от мифа о нём? И почему шлюх в кино всегда зовут «Земляничная Элис»?

Ковбои, копы, солдаты, боксёры... Когда я наконец встречаюсь с Иствудом в безвкусном люксе в «Уолдорф Астория», мне трудно отрешиться от его образа как воплощения всего самого маскулинного и стоического. Он одет соответственно, в потёртую кожаную куртку, коричневые брюки и бежевую полосатую рубашку-поло. Он — один из немногих мужчин-знаменитостей, которые в жизни выглядят такими же высокими, как на экране. Разумеется, у него крепкое рукопожатие.

Поэтому для меня приятная неожиданность — обнаружить, что Иствуд решительно отказывается принимать себя всерьёз. Почти сразу, как я вхожу, он чихает. «Простите, я нездоров. Не смогу сейчас дать вам интервью», — говорит он с искоркой в глазах. К счастью, это шутка. Он садится на один из двух диванов, раскладывает большие ладони на коленях с неспешностью человека, конечности которого работают уже не так хорошо, как раньше. Через два года ему будет 80, и я слышала, что он глуховат, но никаких следов этого не замечаю: если он и просит меня что-то повторить, то только потому, что я неточно это сформулировала.

У него приятная старомодная и джентльменская манера речи. Если ему нужно выругаться, когда что-то его достало не на шутку, он сокращает ругательство до первых букв, чтобы не оскорблять мои нежные женские уши. Анджелину Джоли, исполнительницу главной роли в его последнем фильме, он называет «чертовски привлекательной девицей», а меня на прощание называет «уточкой» (нежно — уверена, что утки тоже могут быть привлекательными).

Когда я спрашиваю, каково это — быть живой легендой, символом мужественности, он смеётся — его смешок напоминает звук, с которым горит дерево. «От этого чувствуешь себя старым. Я шучу об этом. Говорю, что просто пережил всех остальных. Мы потеряли Пола Ньюмана несколько дней назад, а ведь мы почти ровесники, я чуть младше. Ещё были Стив Маккуин, Джеймс Коберн, все эти парни — люди одной эпохи, и почти всех уже нет в живых.

Из этой группы остались, кажется, Дастин Хоффман, Джеймс Гарнер и, в общем-то, всё. — Он делает паузу. — И я. Я тоже среди них». Он наклоняется вперёд и смотрит на меня искоса. Улыбается, обнажив ряд до абсурдного прямых и белых зубов, как свежепокрашенный забор. «Нужно просто хорошо проводить время, делать фильмы и жить хорошей жизнью».

На этой философии строится его невероятная продуктивность. Последние пять лет Иствуд снимает по фильму в год. Три из них — «Таинственная река», «Письма с Иводзимы» и «Малышка на миллион» — получили «Оскары», в том числе второй «Оскар» Иствуда за лучшую режиссёрскую работу за «Малышку на миллион» (первый он получил за «Непрощённого» в 1993-м). Сейчас готовятся съёмки «Человеческого фактора», байопика о Нельсоне Манделе с Морганом Фрименом в главной роли, и почти закончена работа над следующим фильмом, «Гран Торино».

В качестве режиссёра Иствуд добился того художественного признания, которого не мог добиться в качестве актёра (Серджо Леоне однажды заметил, что он любит Иствуда, потому что у него всего два выражения лица: «в шляпе и без»). В роли режиссёра Иствуд предпочитает драматический нарратив спецэффектам: обычно его фильмы — это мрачные захватывающие истории с несколькими тонкими линиями, снятые в текстурированных оттенках полутеневой гаммы. У его фильмов маленькие бюджеты, и он относится к этому спокойно — мало репетирует и не любит делать много дублей. Часто Иствуд сам составляет саундтрек. Он не из тех, кто загоняется из-за мучительных творческих проблем.
«В какой-то момент, когда ты уже много лет этим занимаешься, ты понимаешь: ну, сделать можно всё, вопрос только в том, насколько это будет сложно, — говорит он. — Я не сижу и не дергаюсь. Надо просто делать. Никто тебя специально не тормозит: “Ну-ка, расскажи сначала греческий алфавит”».

С его последней картиной «Подмена» были свои проблемы. Действие в ней происходит в Лос-Анджелесе в конце 20-х, и месяцы ушли на то, чтобы найти сохранившийся район того времени: большинство старых зданий в ЛА снесли, чтобы построить скоростные шоссе и торговые центры. В конце концов специалисты по поиску натуры нашли заросший деревьями квартал со старыми домами в Сан-Димасе, в 35 милях к востоку от центра ЛА.