2 октября 2000 года в газете New York Observer выходит рецензия Эндрю Сарриса на новый фильм Ларса фон Триера. Жюри Каннского кинофестиваля рукоплескало картине «Танцующая в темноте», а вот Саррис никак не смог разделить этот восторг. Он не поверил ни режиссёру, ни этой истории, ни даже прекрасной Бьорк. Даша Видре внимательно перевела этот текст, в котором кинокритик беспощадно и жестоко ругает картину.
Это не эссе о Ларсе фон Триере
«Танцующая в темноте» Ларса фон Триера получила в этом году «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском фестивале. Значит, кому-то она нравится. Мне же фильм в первую очередь показался странным. Начать хотя бы с того, что в нём говорят и поют по-английски! Один критик назвал это фонетическим английским, но это скорее про Бьорк, международную поп-звезду из Исландии, которая играет Сельму, главную героиню. Сельма, чешская иммигрантка, живёт в штате Вашингтон с 10-летним сыном, который медленно теряет зрение. Она тоже, но с радостью. Приготовьте носовые платки.
После претенциозной и ненужной увертюры (как будто это опера) действие начинается с репетиции любительского спектакля «Звуки музыки», где Сельме почему-то досталась роль Марии. В очках с толстыми линзами она похожа на умственно отсталую, но стоит ей их снять, как она начинает излучать дикую, неизъяснимую красоту. В любом случае Бьорк хватает харизмы, чтобы вытащить на себе любой фильм, даже этот.
Я слышал, что «Танцующая в темноте» — это мюзикл, но музыкальные номера начинаются далеко не сразу. Сначала мы видим Сельму на фабрике в какой-то глухомани, а на самом деле — в Норвегии, которая играет роль Вашингтона в триеровской версии «Америки» Кафки. Как и Кафка, господин фон Триер никогда не бывал в Америке, потому что боится летать.Суть в том, что я не поверил ничему в «Танцующей в темноте», ни на каком уровне, но не из-за того, что меня как американца оскорбил триеровский неприкрытый марксизм эпохи до Берлинской стены. Собственно, я бы скорее назвал его садистом, а не марксистом. В своих фильмах, к примеру, «Рассекая волны» (1996) или «Идиотах» (1998), он заставляет героев страдать много и сильно, и это, в конце концов, утомляет.
Больше всего в похвалах «Танцующей в темноте» меня поражает то, что европейские интеллектуалы относятся к Америке как к сказочной стране, где возможно всё. В связи с этим я вспоминаю другого каннского триумфатора, «Париж, Техас» Вима Вендерса (1984), который не получил большого успеха в Штатах. Но мне решительно непонятно, как американские киноманы — и вообще кто угодно, кто понимает по-английски, — могут увидеть в «Танцующей в темноте» что-то большее, чем бессвязную болтовню. Я понимаю, что прямо-таки напрашиваются эссе о фон Триере и брехтовском отчуждении, о фон Триере и центрально-европейской оперной традиции Яначека и других, о фон Триере и ранних мюзиклах Эрнста Любича и Рубена Мамуляна и том, как они задействуют повседневную жизнь и её механику. В связи с этим примечательно, что Сельма работает на фабрике, которая делает бытовые приборы, потому что господин фон Триер добавляет в общую кучу и драму «кухонной раковины».
Господин фон Триер нагромождает столько слоёв нереального, что придирчивый критик чувствует себя глупо, обращая внимание на каждую невозможную деталь. Например, трудно себе представить провинциальный театр, который ставит исключительно старые мюзиклы Басби Беркли. Ещё труднее поверить, что лучшая подруга Сельмы Кэти (Катрин Денёв) «описывает» ей танцевальные движения, проводя пальцами по её руке. Еще труднее поверить, что человек будет постоянно жаловаться на объяснения Кэти во время музыкальных номеров. Наконец, совершенно невозможно понять, как Кэти стала лучшей подругой Сельмы вплоть до её последних мгновений на эшафоте. Даже Джордж Буш, думаю, смягчил бы наказание для слепой женщины, хоть он и усмехнулся в ответ на просьбу одной сектантки не делать ей смертельную инъекцию.
Говорят, что Денёв сама предложила себя на роль Кэти, и, как и Бьорк, она поразительна настолько, чтобы отвлечь нас от бесконечных несостыковок. Любопытно, что чем дальше, тем более интересным и брехтовским становится фильм. Но если принимать его всерьёз, он становится всё более и более жестоким. В конце Сельма приносит себя в жертву, чтобы её сыну сделали операцию и сохранили зрение. Так она становится мученицей без религиозного утешения.
Моё неприятие смертной казни оставляет во мне противоречивые чувства ко всем ухищрениям и музыкальным отвлекающим манёврам, которые господин фон Триер задействует для того, чтобы добраться до кульминационной фантасмагории с казнью. Если бы только реплики были не такими бессвязными, а игра — не такой поверхностной. Я не знаю остальных участников каннского конкурса, но Рене Зеллвегер за «Сестричку Бетти» не выдвинули в номинации «Лучшая актриса». Во всяком случае Зеллвегер играла на внятном английском, тогда как Бьорк не играет ни на каком языке. Она просто ждёт сигнала для музыкально-танцевального номера. Есть в мире вещи похуже, но есть и гораздо лучше.
Некоторые защитники фильма, вынужденные признать чрезмерную сентиментальность сюжета, ссылаются на классика немого кино Д. У. Гриффита (1875–1948), особенно на его «Сломанные побеги» (1919) и «Сироток бури» (1922). Но как по мне, то по сравнению с «Танцующей в темноте» Гриффит — просто Чехов. Смотрите: когда к Сельме приходит вроде бы добродушный полицейский, хозяин квартиры, он просит у неё денег в долг, потому что его жена Линда (Кэра Сеймур) так расточительна, что он вот-вот разорится. Мы видели Линду, её жилище и его блёклый антураж, и ничто там не намекает на расточительность или на мотивацию к ней. Чего может ожидать жена полицейского в фабричном городке? Снова нагромождение абсурда.
Сельма отказывает Биллу, потому что она откладывает все деньги на операцию, которая спасёт зрение её сыну. Несмотря на то, что она сама слепнет, она работает в две смены на фабрике и подрабатывает упаковкой шпилек для волос. Билл пользуется плохим зрением Сельмы и притворяется, что вышел из её трейлера, а сам остаётся внутри и видит, где она хранит свои сбережения, — в коробке от конфет за гладильной доской.
Конечно, когда Сельму увольняют с фабрики и она достаёт коробку, чтобы положить туда своё последнее жалованье, она понимает, что та пуста и виной всему Билл. Вдобавок жена Билла со злобой требует, чтобы Сельма убиралась вон, потому что тот прикрыл свою кражу, наговорив Линде, будто Сельма с ним заигрывала.
Вместо того, чтобы оспаривать обвинения Билла, Сельма настаивает на том, чтобы поговорить с ним лично. Почти слепая, она ведёт себя как истязаемое бессловесное животное. Поэтому в её сцене с Биллом начинается мучительный дуэт, который заканчивается тем, что Сельма стреляет в Билла, чтобы вернуть свои деньги. Но всё не так просто. Мучимый чувством вины, Билл просит Сельму убить его — этот факт Сельма не сможет доказать скептически настроенным присяжным, которые видят перед собой просто коммунистку, убившую копа.
Перед тем как Билл получает смертельную рану, он просит жену «привести» полицию. Почему «привести»? Неужели у Билла и Линды нет телефона, хоть действие и происходит во время холодной войны? Очевидно, что мистеру фон Триеру нужно было время, чтобы увести Сельму из дома, чтобы её невероятно терпеливый ухажёр Джефф (Петер Стормаре) смог заехать за ней на своём грузовике и отвезти достаточно далеко от места преступления, чтобы у неё было время отдать свои спасённые накопления хирургу-офтальмологу (за будущую операцию для сына), а также увидеться с труппой любительского театра, где её специально задерживают ложными обещаниями, чтобы полиция успела её схватить.
Последним предателем оказывается Олдржих Новый в исполнении Джоэла Грея, легендарный чешский чечёточник, который танцует с заворожённой Сельмой. Её единственные настоящие друзья Кэти и Джефф умоляют её спасти свою жизнь и потратить сбережения на хорошего адвоката, но Сельма настаивает, что эти деньги — только на операцию сыну, и так она оказывается светской святой, хоть и несколько неохотно идущей на повешение.
Иногда предтечей «Танцующей в темноте» называют Денниса Поттера, но его смесь поп-музыки и мрачной драмы гораздо доступнее для широкой аудитории. Должен признаться, что по сравнению с Поттером музыкальные композиции Бьорк на слова господина фон Триера показались мне заумными.
