«Лето, когда умер Хикару»: чуткое аниме о важности человеческого контакта

Поделиться
Скопировать
VK Telegram WhatsApp Одноклассники

Netflix

На Netflix стартовало аниме «Лето, когда умер Хикару» — адаптация одноимённой манги Рэн Мокумоку, неоднократно входившей в топы лучших графических работ в Японии и США. За экранизацию отвечала студия CygamesPictures, известная по негромким, но качественным проектам вроде «Апокалипсиса: Отель» и «Бегущего по лезвию: Блэкаут», а режиссёром выступил Рёхэй Такэсита, приложивший руку к одним из главных аниме последних лет, в том числе к «Магической битве» и «Повести о доме Тайра». О том, как в новинке стриминга сочетаются хоррор и повседневность, отвратительное и прекрасное и почему её ни в коем случае нельзя пропустить, рассказывает Валерия Куприна.

Также читайте: High tech, low life: чем интересно аниме в жанре киберпанк

Ёсики и Хикару — друзья, неразлучные с рождения: в небольшой деревушке они были единственными детьми своего возраста, и с каждым прожитым вместе годом их связь становилась только сильнее. Когда во время зимних каникул Хикару пропадает в горах, Ёсики первым срывается на поиски. Мальчика находят через неделю — искалеченного, насквозь промокшего, но живого. Он совсем не помнит, что с ним произошло, и вскоре жизнь в деревне возвращается в прежнее русло. Только Ёсики отчётливо понимает, что с его другом что-то не так.

Летом, набравшись смелости, он напрямую спрашивает, действительно ли с гор вернулся именно Хикару. И внезапно лучший друг даже не пробует ничего отрицать. Он только просит позволить ему остаться рядом и прожить жизнь человеком, а не аморфным существом, каким он был раньше. Не в силах расстаться с самым дорогим, что у него есть, Ёсики соглашается. Долгий путь от гнева до принятия с каждым днём будет становиться только тернистее: в деревне начинает твориться паранормальщина, вероятно, связанная с появлением Лже-Хикару, а тайна разгадки оказывается сокрыта в истории семьи погибшего в горах мальчика.

Netflix

Для Рэн Мокумоку манга «Лето, когда умер Хикару» стала первой полноформатной работой. К выпуску дебютного тома за плечами у мангаки был только один ваншот «Точка», который, впрочем, послужил тематической основой для сериализации: в нём Мокумоку также исследовала призрачную материю дружбы, её грани с переходом в симпатию и зависимость, помещала главных героев в мрачный и безумный сеттинг, отсылающий одновременно к ужасу и перверсии. Все эти детали не только перекочевали в новую работу художницы, но получили своё закономерное развитие, образовав смысловое и визуальное единство «Лета».

К жанру повседневности добавился хоррор, зачастую завязанный на телесных трансформациях, но ещё — тщательно прорабатывающий сюжеты и образы традиционных кайданов. Так, в «Лете, когда умер Хикару» плотно сплелись между собой провинциальный сеттинг (заржавевшие в траве машины, разгуливающий по полю аист, развешанные на кольях забора пластиковые бутылки), будничная школьная жизнь и легенды о ёкаях, постоянно напоминающих о себе то словом, то визуальным рядом. Мокумоку расширила и без того богатую японскую образность и на текстуальном уровне: слово «хикару» также означает «свет», то есть само название её работы полисемично и его можно перевести как «Лето, когда погас свет».

Если манга тщательно подходила к адаптации японских сказаний, то аниме с особой скрупулёзностью переносит саму мангу на экран. С первых секунд оно погружает зрителя в тягучую атмосферу знойного лета (самый лучший фон для разворачивания ужасных историй), которая складывается на аудиальном и визуальном уровнях: стрёкот цикад, комореби, звук покачивающегося на ветру фурина, капли мороженого Pappico на асфальте, бесконечный шум сливных стоков и палящий жар, в пространстве анимации обретающий материальность.

Netflix
Netflix

Аниме апробирует изобразительные находки Мокумоку: POW-shots здесь перемежаются с использованием как бы широкоугольного объектива, плавный лайнворк во время сцен психологического напряжения превращается в скетчевые наброски, а утрированные эмоции отображаются у героев в зрачках то восклицательным, то вопросительным знаками. Но оно же привносит в интермедию «Лета» нечто новое. Изображение глючит и глитчит, звук то накрывает с головой, то отстаёт от картинки, отрисованные от руки кадры чередуются с настоящими фотографиями, камера постоянно моргает, а флешбэки раздвигают привычный формат экрана до CinemaScope. В поле образности ужасов анимация оказывается пластичнее и убедительнее за счёт непрекращающегося движения: кадры с увеличенной скоростью сменяют друг друга, постепенно уходя в кричаще-красный, наглядно фиксируя накрывшую героев панику, но ещё — передавая её прямиком через экран.

В «Лете, когда умер Хикару» нет привычных скримеров, оно работает в том же поле, что Хидэо Наката, Масаки Кобаяси или Канэто Синдо: находит страшное в бытовом, паранормальное в обыденном и непрерывно переплетает между собой отвращение с перверсией — так происходит перцептуальный сдвиг, когда зритель получает наслаждение от ужасного. Персонажи буквально залезают рукой внутрь чужой грудной клетки («прошло так много времени с тех пор, как я ощущал в себе что-то живое»), а истинная сущность Лже-Хикару проникает монструозными отростками в ноздри, уши и рот Ёсики («это отвратительно, это приятно»). «Лето» концептуально строится на контрастах — визуальных, тематических и смысловых.

Именно это позволяет ему выйти за рамки привычных историй о взрослении и дружбе — сеттинг хоррора заставляет по-новому взглянуть на знакомые ситуации и сместить акценты. Ведь, по сути, «Лето» рассказывает об одиночестве и привязанности, о нежелании отпускать старое и принимать новое, в конце концов — о поиске себя и простом чуде человеческого контакта. Но оно подаёт это с уникальной, редкой для такого прямолинейного жанра и по-настоящему чуткой стороны.

Netflix

Так, в Лже-Хикару смешались сознание монстра и воспоминания человека: вместе с телом он заполучил чужую память, которая оказалась не более, чем эфемерной пустышкой. Субъективность и физические ощущения играют ключевую роль в формировании опыта, иначе воспоминания — это не более, чем просто картинки. «Я помню, что смотрел этот фильм» и «я смотрел этот фильм» — две кардинально разные вещи. Память не работает без тела. Но тем не менее всё ещё несёт в себе этический акт — именно она позволяет монстру, лишённому врождённой эмпатии, испытывать эмоции. Бессердечие и потеря памяти, по-видимому, тоже сопутствуют одно другому. Обретая память, а следом и чувства, Лже-Хикару, как ребёнок, заново выучивает моральные нормы, постепенно формирует собственное «я» и пробует артикулировать свои эмоции по отношению к окружающим людям.

Ёсики же, напротив, цепляется за старые воспоминания, позволяя им вытеснить новый опыт. Однако при столкновении с Лже-Хикару он так или иначе сталкивается сам с собой — теми частями себя, которые он не хочет признавать, в которых заключено главное противоречие: почему при абсолютном знании, что его лучший друг мёртв, он позволяет подделке оставаться рядом. В первых трёх эпизодах проглядывает надвигающаяся тенденция: обучая монстра человечности, создавая с ним новые воспоминания, Ёсики, должно быть, пытается найти ещё и «себя».
«Лето, когда умер Хикару» — это действительно много раз повторённая и апробированная история о взрослении. Другое дело, что, пожалуй, ещё никогда она не была настолько чётко сформулирована в поле таких универсальных (но уникальных) человеческих понятий, как опыт и память. Жанровая обёртка из-под хоррора здесь выступает не только в качестве двигателя сюжета, но как приём остранения — именно ужасы сподвигают на исключительную чуткость. А переворачивание отношений между «отвратительным» и «приносящим наслаждение» срабатывает как рубильник и мгновенно включает зрителя в просмотр. Может быть, свет действительно погас. Но это не значит, что на его месте не вспыхнет новый.

Netflix

«Лето, когда умер Хикару» — это действительно много раз повторённая и апробированная история о взрослении. Другое дело, что, пожалуй, ещё никогда она не была настолько чётко сформулирована в поле таких универсальных (но уникальных) человеческих понятий, как опыт и память. Жанровая обёртка из-под хоррора здесь выступает не только в качестве двигателя сюжета, но как приём остранения — именно ужасы сподвигают на исключительную чуткость. А переворачивание отношений между «отвратительным» и «приносящим наслаждение» срабатывает как рубильник и мгновенно включает зрителя в просмотр. Может быть, свет действительно погас. Но это не значит, что на его месте не вспыхнет новый.