В прокат вышла повторная экранизация одного из главных хорроров Стивена Кинга «Кладбище домашних животных» — ровно через тридцать лет после первой. Татьяна Алёшичева рассказывает об очередной
киноадаптации романа.
Стивен Кинг — самый экранизируемый литератор из ныне живущих, это непреложный факт. Из него вытекает и следствие: поскольку корпус его произведений не бесконечен, то одни и те же лучшие романы будут адаптировать снова и снова, что твоего Шекспира. И время от времени новые экранизации будут получаться как минимум не хуже прежних, что считаются классическими. В такую поп-культурную классику за минувшие тридцать лет превратился и не самый лучший на свете фильм 1989 года, снятый Мэри Ламберт. Для неё это был первый в карьере полный метр — она специализировалась на музыкальных клипах. Зато дружила с почитаемой Кингом группой Ramones и небезуспешно заменила в режиссёрском кресле взявшего самоотвод Джорджа Ромеро. Её не хватавшая звёзд с неба, но добротная постановка так хорошо заработала — даже не в кинотеатральном прокате, а во вторичном, на видеокассетах — что для Ламберт нашлись деньги и на сиквел. Он, впрочем, провалился.
Как показал бешеный успех повторной экранизации великого и ужасного романа «Оно», которая в 2017 году в двадцать раз окупила в прокате свой бюджет, каждому поколению нужен свой Кинг. И дело не в аккуратном воспроизведении канона — новым адаптациям не только не нужно, но и нежелательно следовать за прежними след в след. Под бдительным оком Кинга в сюжете «Кладбища» кое-что изменили — и новый фильм вышел, пожалуй, даже лучше прежнего.
В роли доктора Луиса Крида, который смертельно устал от сутолоки большого города и решил поселиться с семьёй в деревенской глуши на лесной опушке, снялся австралиец Джейсон Кларк — на первый взгляд не слишком видный мужчина. Но чем дальше в лес, тем чаще его заострённый профиль в самых трагических сценах — в лесном тумане и на фоне огненных сполохов — напоминает о молодом Марлоне Брандо. Купившие дом в городишке Ладлоу Криды получают в придачу пятьдесят акров леса — участок, откуда ушло древнее индейское племя, считая его проклятым, и где обнаруживается старое кладбище домашних животных. На нём местные детишки закапывают в землю своих питомцев, совершая без участия взрослых зловещий ритуал: похоронная процессия маленьких могильщиков в масках животных медленно движется сквозь лес под барабанную дробь — это один из самых поэтичных и запоминающихся моментов фильма. В новом «Кладбище» всё пропитано этой зловещей поэзией, мрачной туманной готикой умирания и недоумения живых перед самим фактом смерти. Жуткие грузовики, как маятники судьбы, проносятся по шоссе так быстро, что кажется, будто померещилось, но в глазах остаётся след.
Заплутавший между жизнью и смертью мужчина, которому не хватило воображения понять, что за финальной чертой есть что-то ещё, несёт по лесу девочку в белом платье, пересекая зыбкую границу между уютом и небытием. Вернувшаяся из леса девочка с бледным лицом и страшными глазами, лежащая на кровати, как мёртвая Офелия в воде, говорит, что теперь деревья шумят не снаружи, а у неё внутри. Этой киногении в фильме гораздо больше, чем пресловутых «бу-моментов» — грубого приема хорроров, которые раздражают гораздо больше, чем пугают. Точнее, новому «Кладбищу» удалось обойтись почти без них — все скрипы и шорохи, паузы и медленные проходы по дому, полному тёмных углов и зловещих теней, тщательно выверены и не бьют обухом по голове, а обволакивают ожиданием чего-то неотвратимого. Здесь, конечно, собрана классическая коллекция киношных страхов: враждебный дом, призрак с торчащим наружу мозгом, жуткий кухонный лифт, куда люди проваливаются, чтобы поломаться, как куклы, ужас перед физической деформацией тела, субъективный взгляд на жертву глазами твари, желающей напасть. Но, в пику стандартным хоррорам, где есть лишь сюжет о происхождении зла из самых разных источников, но, как правило, нет несущей конструкции, идеи о мироустройстве и вере, здесь она есть и прописана очень чётко.
Вот занятный сюжет о том, как взрослый мужчина волей случая похоронил сбитого грузовиком кота в неправильной, прокисшей земле, а тот возьми и явись с того света злобной, шипящей и вонючей тварью. Мужчина был доктор, всё понимавший про живой организм и ничего — про смерть. И на самом деле его история — про наущение атеиста. Про ход мыслей рациональных людей, что верят лишь в материю, не осенённую духом, и в то, что «смерть это нормально», а после неё ничего нет. А в критический момент великого страдания, вдруг обнаружив, что за гранью жизни что-то мерцает, вместо веры обрушиваются в самое дремучее суеверие. И ночью, когда воют волки, мы прислушаемся — и услышим его крик, как пела когда-то группа Ramones.
