7 ноября на Apple TV вышли первые эпизоды сериала «Из многих» — вероятно, самого ожидаемого цифрового релиза года. Шоураннером проекта выступил Винс Гиллиган — автор выдающегося хита «Во все тяжкие», а главную роль исполнила Рэй Сихорн, известная по сериалу «Лучше звоните Солу». На этот раз Альбукерке — не столица наркокартеля, а эпицентр инфекционного заражения, превратившего общество в счастливую обезличенную массу.
Чему именно посвящена социальная сай-фай-драма и берёт ли прославленный шоураннер новую высоту, рассказывает кинокритик Валерия Косенко.
Покорив телевидение историями про честолюбцев, сокрушённых тщеславием и больных нарциссизмом, Винс Гиллиган вновь решает сфокусироваться на аутсайдере, но уже иного толка. Пока Уолтер Уайт или Сол Гудман вызволяют свои таланты из тюрьмы социально одобряемой серости, его новая ведущая героиня Кэрол Стурка тщетно пытается вернуть своей жизни монотонность и предсказуемость.
На этот раз прославленный Гиллиганом Альбукерке становится пристанищем не наркокартеля и не юристов, а... зомби?
Для зрителя, выучившего азбуку «Во все тяжкие», такая смена фокуса покажется чем-то радикальным. И всё же не настолько. Помимо хорошо знакомого Нью-Мексико и Рэй Сихорн, сыгравшей любовь всей жизни Сола Гудмана, на авансцену вновь выходят задавленные внутренние конфликты, профессиональная нереализованность и кризис среднего возраста. Только теперь фоном для многоступенчатой терапии, которую так или иначе проживают все персонажи Гиллигана, становится мир, заражённый инопланетным вирусом. Патоген, распространившийся со скоростью света и подвергший людей массовой лихорадке, — знамя не апокалипсиса, а глобального переустройства. Выжившие после инфицирования и мутировавшие в елейных миротворцев из людей превратились в «индивидуумов», ведомых коллективным разумом. Утопия по-прежнему стоит дорого, требуя возложить на алтарь самое важное — свободу сознания.
Забавно, что «Из многих» избавляется от того, что в прежних проектах шоураннера служило важнейшим сюжетным двигателем, — от эгоцентризма, ненасытности и жажды признания. На этот раз восполнить недостающую норму солипсизма призвана Кэрол — успешная писательница бульварного чтива, оказавшаяся в эпицентре мирового переустройства. Странным образом Кэрол вошла в число 12 избранников, обладающих иммунитетом против галактической напасти. На её глазах целый город погрузился в судороги, а спустя время воскрес в обезличенной версии. Очнулись, правда, не все: в числе жертв вируса оказался и близкий человек Кэрол, которого та теперь готовится похоронить на заднем дворе.
Перезапуск не переживёт одна восьмая часть суши. Напуганная Кэрол разозлится и взбунтуется, тем самым по незнанию прикончив ещё парочку миллионов. Однако не так страшна реальность, как согласие на неё тех, кто благодаря иммунитету сохранил право мыслить единолично.
Как оказалось, у идеи массового порабощения есть и довольно соблазнительная изнанка. Мир во всём мире, дружба народов, веганство и цветущий коммунизм. Страшнее чумы для американца не придумаешь. А вот для представителей угнетаемых слоёв населения — рай и дивный новый мир, готовый удовлетворить любые потребности, дабы поддержать довольное расположение духа у незаражённой особи.
Не в первый раз благие помыслы идут вразрез с нечистоплотными средствами. За равноправие цивилизация вновь платит чистками. А если вспомнить, что у человечества патологически короткая память и слабый механизм выстраивания причинно-следственных связей, уроки автократии забываются с первым роскошным обедом за чужой счёт.
И всё же винить людей за недальновидность — удел главной героини. Гиллиган же вместо этого выстраивает несколько равноценных дихотомий, загадку которых явно не разрешить с налёта. С одной стороны — люди, сменившие «Я» на замятинское «Мы» и теперь больше похожие на запрограммированные машины. С другой — женщина, требующая очертя голову броситься спасать планету. И знать бы от кого: от сына, брата, свата и миллиардов других людей, внезапно преисполнившихся пацифизмом, толерантностью и вниманием друг к другу?
В реалиях маячащего конца света не так просто питать иллюзии по поводу незыблемости миропорядка. А когда ты единственный, кто негодует против перекройки Вселенной, оставаться в стороне или взывать к нормальности кажется затеей напрасной и нелепой. В один момент одержимость Кэрол вернуть окружающим их исконное органическое отчуждение вызывает непонимание и опасения: какой бы приветливой ни была система на первых порах, стоит ей прийти к выводу, что от Кэрол больше вреда, чем пользы, намерение утилизировать её активизируется так же резко, как и стремление окружить заботой. И пока незнакомка с лицом выдуманного героиней персонажа участливо приносит ей воду, предупреждая обезвоживание, Кэрол бы вздохнуть с облегчением, что та не жаждет её смерти вместе с оставшимся населением планеты.
Продав однажды сериал на движке колоссального фанатского ресурса, Гиллиган вновь вернулся к хай-концепту, стабильно зажигающему зрительские рейтинги. Однако, как и в случае с другими выдающимися проектами шоураннера, вектор движения задаёт герой и его внутреннее развитие. Оттого всё внимание направлено на персонажа Рэй Сихорн, однажды уже воплотившей на экране один из лучших женских образов в истории телевидения. Ждёт ли Кэрол Стурку объём и глубина переживаний Ким Уэкслер — пока неясно, однако очертания сложной и противоречивой героини видны уже в первых сериях.
Сихорн играет уставшую женщину, вынужденную нести бремя публичной личности, улыбаться незнакомцам, полками скупающим её же макулатуру, и притворяться тем, кого эти люди приемлют. Играть роль продуктивной писательницы эротических романов непросто, когда внутри зреет мечта познакомить читателя с чем-то посерьёзнее авантюрной прозы. Пока страх глушит любые позывы к откровенности, Кэрол продолжает фальшиво улыбаться, поддерживая выхолощенный образ. Таковы правила мира, за который Кэрол борется и подбивает бороться других. И чем механизированная улыбка «индивидуума», спущенная командой коллективного разума в настоящем, хуже лицемерных объятий из прагматичного прошлого?
Наверняка в работе над «Из многих» Гиллиган вновь пойдёт по пути сложной романной драматургии, исследуя созвучия и крайности социальных форм. Пока сериал отлично смотрится как фантастический памфлет: языком нехитрых метафор Гиллиган вырисовывает шарж на трендовую толерантность и политкорректность, взывающие к чувству вины за любое отступление от нормы. В противовес национальной мифологии автор создаёт на экране образ настоящей американской трагедии — портрет общества, лишённого голоса, амбиций и индивидуализма. А вместе с ними — войн, насилия, сегрегации. На вопрос, чем поступиться проще, не существует верного ответа. Единственное, что лучше точно не делать, — угоститься пончиками и включить телевизор.
