Состоялся цифровой релиз нового фильма Магнуса фон Хорна — участника основного конкурса Каннского кинофестиваля. Картина посвящена страданиям вымышленной героини и реальному демоническому подполью, куда в первой половине XX века датские женщины вынужденно приходили за помощью. В пучины стилизованного кошмара погружается Георгий Пузырёв.
«Девушка с иглой» Магнуса фон Хорна вызвала у каннской публики мимолётный тихий шок — в меру восторженный, в меру тошнотворный. На неё ссылались как на достойного внимания редкого зверя, упоминали важность и болезненность затронутой темы и радикальность её разработки, однако тут же, оправившись от накатившей угрюмости, переключались на более притягательных и громких участников основного конкурса. За новой картиной фон Хорна как-то заранее закрепился флёр суровой социальной драмы о тяжёлой женской судьбе, который вкупе с хрустящим чёрно-белым изображением, фактурным историческим сеттингом и даже подоспевшей номинацией на «Оскар» может навевать мысли об очередной артхаусной фетишистской пустышке. Более того, два предыдущих фильма режиссёра, посвященные исследованию персонажа и социальной среды вокруг него (в «Будущей жизни» это вернувшийся из колонии подросток, а в «Красотке» — страдающая от одиночества фитнес-дива), обладали изматывающим документальным стилем, но были не способны сформировать какой-то внятный кинематографический опыт.
Благо у этих предубеждений оказалось мало общего с реальностью.
Копенгаген, 1919 год, конец Первой мировой. Каролина (Виктория Кармен Сонн) работает на швейной фабрике и еле сводит концы с концами. Её выселяют из опрятной и просторной комнаты за неуплату, так что она вынужденно перебирается на холодный и тёмный чердак, загаженный голубиным помётом и перьями. Пытаясь получить пособие в качестве вдовы, девушка лишь утыкается в бюрократический тупик — её муж пропал на войне без вести и в списках погибших не значится. Однако на неё кладёт глаз начальник фабрики, потомственный аристократ с хромой ногой и добрыми глазами. Вот они уже занимаются сексом в грязном переулке, после чего Каролина беременеет. Однажды на улице она слышит оклик сирого калеки в жуткой маске — разумеется, это муж. Изуродованный физически и сломленный морально, он пытается наладить отношения с женой, но та прогоняет его диким рыком — обездоленный ветеран находит пристанище в цирке уродов. Ещё через какое-то время мать-баронесса нового тюфяка-любовника даёт понять, что никакого брака не будет, да и на фабрику девушке теперь путь заказан. Недолго думая, Каролина берёт огромную иглу и идёт в общественную баню, где посреди купальни, зажимая себе рукой рот, пытается сделать аборт.
Эта сюжетная сводка затрагивает лишь условную экспозицию, которая всего-то разгоняет круговорот страданий. В активном движении он будет находиться ещё примерно две трети экранного времени. Сюжет «Девушки с иглой» основан на реальном деле Дагмар Овербю, датской серийной убийцы младенцев. И неспроста в абзаце выше, который вполне бы мог сойти за краткое содержание очередного фестивального «киновысказывания», не содержится ни намёка на этот фабульный пласт. В третьем полнометражном фильме фон Хорн оставляет нюансированную документальщину в стороне и пускает свою героиню по искривлённой аллее кошмаров — сконструированной и стилизованной от начала и до конца, безвоздушной и беспросветной.
В одном из интервью журналистка, задавая вопрос о жанровой принадлежности «Девушки с иглой», в числе прочего упоминает эксплотейшн, чем, конечно, удивляет режиссёра. Однако это мимолётно брошенное слово способно сильно освежить разговор о фильме. Да и сам автор даёт ему не менее интересное описание — «сказка для взрослых».
Экспрессионистское качество экранной реальности и её событийной логики оставляет социальную подоплёку за пределами художественного жеста. Швед Магнус фон Хорн много лет прожил в Польше, так что его датский проект — очевидная реакция на садистский закон о практически полном запрете абортов, который польские власти ввели в 2020 году. Но это реакция творца, и то, что в этот раз он впервые за свою режиссёрскую карьеру попробовал себя в роли стилиста, говорит о многом.
Например, о том, что подобного рода преступления, которые совершала реальная Овербю, искорёженное тело фильма должно предполагать заранее. Фон Хорн это понимает прекрасно: работая с жанровыми конвенциями, он делает всё (и при этом правильно), чтобы надорвать нерв своей «Девушки с иглой» перед появлением детоубийцы.
“ Городское пространство социальной драмы превращается в лабиринт пресловутого сказочного ужаса.
Каролина сталкивается со многими трагедиями, работающими по разным кинематографическим правилам, и да, их причины кроются в укладе общества, жернова которого переламывают в первую очередь женщин. Всё начинается с бытовой трагедии, вслед за ней идут отголоски военной, затем — любовная и, наконец, материнская. Вот только каждая из них при этом заканчивается хоррором. Так же Гензель и Гретель, отправленные на голодную смерть собственными родителями, натыкались на ведьму, любящую жарить в печи ребятишек.
Нарочитая эпизодичность фильма и оставленные на виду швы опять отсылают к любимым экспрессионистами броским контрастам. Полифония личностных качеств того или иного героя оттеняется их поступками, которые закрывают разговор о мотивировках, оставляя Каролину и зрителей в состоянии оцепенения. Каждый поворот в погоне за правом выбора приведёт в моральный тупик. Творящаяся на экране жесть складывается в систему, которая абстрагирует любую психологию (к тому же её натурализм способен натолкнуть даже на мысль об эксплотейшне).
Разумеется, ни одна система, а особенно такая, не будет работать без должного оптического качества. И в этом плане вклад Михала Дымека, «выпускника» великой польской школы операторов, конечно, огромен и эффектен. Однако неистовые графичность и фактурность — лишь базовые атрибуты местного изобразительного пространства, которое раскрывается во всей своей гипнотической силе, синергируя с шумовой партитурой, то есть саундтреком. Фредерикке Хоффмейер, также известная под псевдонимом Puce Mary, — одно из важнейших событий, которые случались с нойз-сценой в начале 10-х. В её треках, особенно с последнего альбома The Drought, визуальность шумовой атаки достигает масштабов почти экстатических. Её музыка к «Девушке с иглой» замыкает кошмар, наделяя звуком светотеневую игру и каждый выделенный материальный образ. И если тревожные вибрации городской среды, пронизывающие сознание Каролины, — это база индастриала, то обращение в музыкальную партию черноты зрачка, взятого сверхкрупным планом, или металла неподвижно лежащей спицы — чистый пример озвученной киногени́и. Здесь фон Хорн справляется с главным: чувствует ритм и филигранно подчиняет стилизованный материальный мир, ознаменованный диктатурой знаков и жестов, музыке, содержание которой — чистый хаос. Наверное, в его представлении так выглядит и звучит ад. В нашем теперь тоже.
