На Берлинском кинофестивале состоялась международная премьера фильма Алексея Германа-младшего «Довлатов». 1 марта картина выйдет в ультракороткий (четыре дня) российский прокат. Примерно в тот же срок укладывается действие ленты, но таким и должен быть русский литературный байопик — считает Максим Заговора.
«Шестидесятые с их оттепелью закончились, похолодало», — говорит в прологе фильма его главный герой. На ленинградском дворе-колодце — 71-й год, зима, снег. Довлатова не печатают, потому что он не состоит в Союзе писателей и не берут в Союз, потому что нет публикаций. В семье дела не лучше: развод, дочка мечтает о кукле, на которую у него нет денег, дома, в коммуналке — снисходительная, всё понимающая, но всё равно грустно вздыхающая мама. Никто не видит в тридцатилетнем литераторе в помятом пальто великого русского писателя, никто его толком не прочитал.
Не стоит ломать копья за достоверность и фактологию. Эта история не про Довлатова, а про любого человека большого таланта, чья судьба, так получилось, оказалась во власти серых бездарностей. Их не убедить ни словом, ни делом. Их можно вывести из себя, вскрыв вены в кабинете редакции (так поступает один из персонажей), но и то ненадолго. Им бесполезно дарить коньяки (так поступает сам Довлатов), льстить или угрожать. Они всё равно отправят тебя делать репортаж с запуска корабля или очерк о поэте-строителе метро. И ты будешь (Довлатов будет) брать интервью у ряженых Достоевского, Толстого и Пушкина, воспевающих советскую власть. И у тебя не получится (у Довлатова не выходит никак) написать об этом всерьёз. И тебя снова не напечатают.
Алексей Герман-младший знает, как это бывает — фильмы его великого отца лежали на полке по пятнадцать лет. «Довлатов», пожалуй, самый личный фильм режиссёра, самое отчаянное его высказывание, которое нельзя свести к банальной параллели «прошлое-настоящее», как это пытались сделать журналисты на пресс-конференции после премьеры. Впрочем, это, кажется, те самые люди, которые в 70-х работали бы редакторами советских издательств. В целом, международная аудитория приняла «Довлатова» очень тепло, хоть в переводе фильм потерял очень сильно. К примеру, ироничное обращение «Николай Васильевич» превратилось в сухое «Гоголь», вполне конкретная «Наташа Ростова» стала абстрактным «персонажем Толстого», а грустный вопрос «тебе не стыдно?» обернулся назидательным «shame on you».
Стыд мучает героев картины не меньше цензуры. Кажется, один Бродский здесь знает, чего стоит и смотрит сверху вниз на тех, кто, де-юре, сидит выше. Остальные фатально неуверенны: «У меня не получается, никак не получается», — всё время повторяет Довлатов, и непонятно, чего в этом отчаянии больше: злости на систему или досады на себя самого. Он никакой не бунтарь, он может и согласен сделать так, как положено, просто не может.
Кроме писателей поколения Довлатова в кадре то и дело появляются современные петербургские литераторы — на секунду, а то и меньше, но зачем-то же их Герман позвал. Ещё раз: не надо интерпретировать этот фильм, как очередную рефлексию о настоящем через прошлое, но и не замечать её нельзя. Вот на советской вечеринке мелькает Павел Крусанов — блестящий писатель, автор семнадцати книг, все напечатаны, последняя — в 2016 году. Его никто не запрещает, но кто его слышит? Кто знает? Кто читал? Влияние его слова на массы не сильнее, чем слова Довлатова в 71-м. И бьюсь об заклад, распив бутылку водки, к примеру, с Сергеем Носовым, он говорит точно то же, что и герои фильма Алексея Германа: «Мы последнее русское поколение, способное спасти русскую литературу». И точно так же, как в фильме Алексея Германа, рядом находится женщина, которая, положив руку на плечо прошепчет: «Нужно иметь много храбрости, чтобы быть никем и оставаться собой». И через пятьдесят лет о Павле Крусанове снимут фильм и покажут на крупном европейском кинофестивале. И Россия тут ни при чём. Так будет всегда. И у всех.
