На четвёртый день фестиваля в Каннах показали новый фильм Педро Альмодовара, который уже давно идёт в кинотеатрах на родине режиссёра. Из Испании то и дело долетали хвалебные отзывы, но иностранные критики к ним, надо сказать, относились со скепсисом: стареющий режиссёр в кругу любимых актёров (Антонио Бандерас и Пенелопа Крус), отсылки к собственной биографии — косвенные улики предлагали готовиться к худшему. Результат, тем не менее, удивил почти всех
— Зинаида Пронченко не исключение.
Невероятно, но факт. Педро Альмодовар, от которого ждали очередного ностальгического калейдоскопа из автоцитат, снял проникновенное кино на века, нежное, смешное и в то же время полное твёрдой уверенности: это конец... фильма. «Боль и славу» хочется назвать большой картиной по аналогии с «большим романом». Автор прощается с эпохой и с собой в искусстве. Как бы уступая дорогу молодым, он, сам того не желая, сжигает мосты — новой поросли его не догнать, «Боль и слава» на голову выше всего, пока продемонстрированного в Каннах.
Сальвадор — немолодой одинокий мужчина за 60, которого одолевают разные хвори и воспоминания. Поскольку когда-то Сальвадор был режиссёром, каждый возвращающийся к нему образ, каждый обрывок речи моментально превращается в moving pictures. Вот его мать Джакинта вместе с деревенскими подругами, напевая, стирает бельё в речке и мечтает окунуться в воду по примеру мужей голышом. Вот они вдвоём с ней ночуют на вокзале, закутавшись в яркие пледы, пока Джакинта штопает сыну носки, тот задает бесконечные вопросы о далёких голливудских звёздах: Лиз Тэйлор — сестра Роберта Тэйлора, как ты думаешь, мама, она так же хлопочет по хозяйству, как и ты? Вот пробы в церковный хор, что неминуемо обернутся «дурным воспитанием». Вот первый эротический опыт, куда ж без него, сосед-каменщик, похожий на эфеба, окатывает себя водой в залитом полуденным солнцем патио. Все эти образы Сальвадору невыносимы — жизнь проходит перед глазами, жизнь, что уже прожита, детство, отрочество, юность, и хоть ничто не забыто, ничто не вернётся. Многие мертвы, а иные далече, хоть и обитают в пятнадцати минутах езды, годы разводят людей на расстояния, разлучают задолго до последнего вздоха.
Иногда помнить ещё мучительнее, чем забыть. Иногда бытие хуже небытия, жизнь страшнее смерти. Поэтому Сальвадор на старости лет балуется героином, наркотиком, что целую вечность назад увёл у него любимого мужчину. Фредерико, возникающий призраком из ниоткуда — глаза всё те же, руки и губы помнят — посторонний человек с чужим прошлым за плечами. Их неловкий поцелуй, конечно, не попытка вернуться туда, где было хорошо однажды. Их поцелуй — взрослый финал для первой любви, которая всегда несчастная.
Боль и слава — понятия тождественные, без одного не бывает другого, но и преходящие. Увы, любая слава меркнет, но и боли наступает конец. На правах знатного ипохондрика, что десятилетиями искал у себя страшные болезни и, наконец, нашёл, Альмодовар разбирает свою чахнущую плоть на диагнозы: тендинит, остеопороз, грыжа, опухоль. Человек смертен, с годами мир ужимается до нескольких метров/шагов от постели до уборной, да и те нет сил преодолеть в одиночку. Сломленный дух в сломанном теле. Новый фильм вызывающе физиологичен. Шрамы, морщины, седина — всё это подано крупным планом. И все эти приметы увядания, о ужас, совсем не блекнут на фоне типичных для режиссёра интерьеров, нарядов, видов вырви глаз. Напротив, они моментально заслоняют собой китчевые красоты. И никакие лабиринты страстей женщин на грани нервного срыва и на высоких каблуках не способны отменить неизбежное: время.
В творчестве каждого истинно большого художника наступает момент, когда оборачиваться —значит смотреть вперёд, когда и минувшее, и грядущее равно мгла. Рано хоронить Альмодовара, ведь и Федерико Феллини и Луи Маль ещё долго работали после «Амаркорда» и «Шума в сердце», но что-то подсказывает: все последующие его картины станут уже послесловием.
