В российский прокат выходит очередной англоязычный фильм о похождениях русских шпионов, только на сей раз поставленный по реальным событиям. Главная героиня — легендарная Мелита Норвуд, долгое время водившая за нос британские спецслужбы, симпатизировавшая Советскому Союзу и даже, пожалуй, предотвратившая Третью мировую войну. Алексей Васильев по просьбе КИНОТВ рассказывает о картине «Код „Красный“» подробнее.
В 1999 году на первую полосу лондонской «Таймс» попала фотография безобидной 87-летней пенсионерки Мелиты Норвуд. Нет, она не ушла из дома, не забылась по дороге и её не разыскивали родственники. Этот божий одуванчик оказался кавалером Ордена трудового красного знамени, которому советское правительство исправно и согласно тогдашнему нашему законодательству ежемесячно перечисляло мизерную пенсию после достижения Мелитой 55-летнего возраста. Дело в том, что бабуля, в 1930–1960-х годах работавшая секретаршей в центре ядерных исследований, поставляла советской разведке данные, которые позволили Сталину обзавестись собственной атомной бомбой сразу вслед за американцами. Денег за свои услуги она не брала. Подобно прочим кембриджским шпионам-коммунистам, о которых, в частности, в 80-х был создан фильм с Рупертом Эвереттом «Другая страна», она работала бескорыстно, из идеологических соображений.
Несколько лет спустя её судьба вдохновила писательницу Дженни Руни на роман, в котором Норвуд не только была выведена под другим именем, но и вся её история пережила мелодраматическое перерождение в лучших традициях старомодного дамского письма. Там был любовный роман с фактурным советским евреем, незаконнорождённые дети, забавные и изящные женские штучки: в те годы женщинам в Кембридже даже не давали учёную степень при совершенно равном с мужчинами освоении тамошних знаний, зато они, такие дуры, могли ходить без присмотра пудрить носик посреди секретной организации, куда растревоженная MI5 заявилась с пристальным обыском. Изменилась и мотивация шпионки. Парадоксальным образом, она передавала русским секреты атомной бомбы из чувства британского патриотизма, ради безопасности своей страны.
Теперь эта книга положена в основу фильма с Джуди Денч. В прологе 83-летняя гранд-дама подстригает палисадник в пригороде и, горбясь под поношенным пальтишком, сползает по ступенькам, когда агенты спецслужбы увозят её на допрос. Изборождённая морщинами Денч играет беззащитную хрупкость старости, и желание обнять и приголубить её, старушку, — единственная живая эмоция этого приблизительного, вылизанного, как пол в больнице, от малейших намёков на естественность фильма.
Его сделал Тревор Нанн. На родине он почивает на лаврах ветерана-постановщика шекспировских спектаклей, но в СССР 30 лет назад был известен как режиссёр фильма «Леди Джейн» — о 9-дневном правлении, благородной любви и смерти на эшафоте 16-летней королевы XVI века. Фильм этот не собирал толпы, но была у него своя преданная паства, пересматривавшая его по десять раз: интеллигентные девочки-старшеклассницы. Конечно, серьезным рычагом воздействия на них была спелая юношеская красота блондина Кэри Элвеса в роли супруга Джейн (а вовсе не Хелена Бонэм-Картер в заглавной роли), но и в целом фильм был чертовски комплиментарен этой категории зрительниц. Он был приблизителен во всём: и в отношении эпохи, ничуть не нарушая и не углубляя тех представлений, которые сложились у отличниц о Тюдорах из учебников истории, и в отношении любви, о которой они тоже ни черта не знали, но желали, чтоб она была пухлогубой, высокой, и чтоб за тобой — хоть на плаху.
«Код „Красный“» создан словно для тех же самых девочек, только подряхлевших на 30 лет. «Красный» Кембридж 1930-х преподнесён здесь как в телевизионных экранизациях Агаты Кристи, тех её довольно неловких романов, где действуют русские шпионы. Коммунистки тут курят, кутаясь в норку, мажут губы алым и лазают в общежитие через окно после ночных похождений, они порочны и твердят о равноправии. Коммунисты подолгу вещают с баррикад в позе Маяковского (правая рука — в кармане длиннополого пальто, левая — рубит воздух ладонью), у них чубчик кучерявый, они соблазняют студенток показами «Броненосца „Потёмкин“», исчезают на полгода, не предупредив, и возвращаются, как будто только их и ждали. По-хорошему, в 18 лет студенткам от них надо бы сойти с ума, но традиции тетки Агаты не допускают таких неприличных проявлений эмоций для юных британских леди, и студентки прижимают к драповым пиджакам учебники, невозмутимо набирают пятерки и с разборчивым, чётким британским произношением отвешивают Эйзенштейну приговор dreadful. Разумеется, сцены, где студентки в разгар обыска прячут микрофильмы, пользуясь джентльменской стыдливостью разведчиков из MI5, не допускающей для них возможности проследовать за сотрудницей секретного отдела туда, где она будет пудрить носик, они проводят с особо безукоризненной смесью кокетства, глупости и победоносного английского самообладания.
То, что в наши дни выдали деньги на такую устаревшую даже по телевизионным меркам 90-х постановку, возвращает нас к убедительным морщинам Джуди Денч, прослаивающим эдакими точечными инъекциями жизненной правды широченные ломти несъедобного, как розочки из цветного маргарина, ретро: значит, даже в такой циничной индустрии, как киношная, научились с уважением относиться к новому популярному меньшинству — очень пожилым людям. Просто они так видят, так их воспитали. Им тоже положены бюджеты.
И на этом можно было бы закончить обзор, когда б посреди фильма не возникала сцена, в которой, собственно, обнаруживается мотивация, толкнувшая студентку продавать русским секреты атомной бомбы. По радио она слышит сообщение о Хиросиме. Впритык, пару дней спустя — Нагасаки: тут на краткий миг хороший тон даёт сбой, и студентка забегает-забегает от стола к репродуктору и не будет знать, куда деть руки, и её волнение передастся нам. Как-то мы подзабыли, что значило для людей 40-х сообщение о ядерных бомбардировках. И если бы нам о них напомнили в киноповествовании, выдержанном в созвучном сегодняшнему человеку ключе, то среди истерии отстаивания толерантности оно бы попросту заглохло, осталось неслышным. Но смертельная язва расцветает среди маргариновых роз, приблизительных эмоций. Зев тотального уничтожения разверзается над кукольным домом кукольных кодексов и кукольных жестов. Это не наш менталитет, где каждый кто во что горазд, у каждого по справке от психотерапевта, где уже ничего непонятно, потому что надобно учитывать пожелания всех и каждого и никого никак нельзя назвать. Это менталитет, где всё как раз понятно и всё по полочкам. А тут — чёрная дыра тотального небытия. И студентка продаёт секреты, чтобы создать в лице СССР сдерживающую силу для безотказной агрессии США. Чтобы уравновесить эту агрессию и не допустить кромешного хаоса.
Осознанно шли на это авторы фильма или нет, но вышло так, что только старомодная комедия и смогла вернуть современному человеку память ужаса перед хаосом войны. Хаосу менталитета, хаосу психики, хаосу жизненных ценностей, который мы сегодня имеем, хаос войны не служит ни контрастом, ни окриком. Потребовалось погружение в стариковский мир, где прилюдное проявление чувств считалось недопустимым, чтобы отряхнуть от наслоений нафталина и пыли и обнажить незаживающей раной всегда, везде и поголовно обязательное к проявлению чувство недопустимости новой войны. В «Коде „Красный“» оно тем доходчивее, что выражено слабым дрогнувшим старческим голосом — голосом людей, повидавших всё на своем веку. И, разумеется, с разборчивым, чётким, как когда говорят с дураком, британским произношением.
