Одним из самых обсуждаемых фильмов сезона точно станет драма Ксении Ратушной «Аутло» — провокационный полнометражный клип, наполненный матом, сексом (в том числе гомосексуальным), подростковым насилием — в общем, всем тем, чего нет во всех остальных российских фильмах. Мировая премьера состоялась на фестивале в Таллине, американская — в Санта-Барбаре, а российская — на «Духе огня» в Ханты-Мансийске, где «Аутло» получил три награды: за лучший дебют, лучшую операторскую работу и лучшую музыку. Доберётся ли картина до проката (а если доберётся, то в каком виде) — вопрос, но вне зависимости от своей кинотеатральной судьбы фильм обречён на культ или по крайней мере субкульт — так считает кинокритик Алексей Васильев.
Банда старшеклассников ради денег на «снег» и мет избивает и грабит каких-то обеспеченных юношей. Всё это снимает на смартфон пацан, которого только сегодня перевели в их школу. Сперва его новые одноклассники вопят на него и даже отвешивают пару смачных зуботычин: «Ё…ный Иуда!», — а потом: «Ну-ка, посмотрим, чё он там наснимал», — прикалываются, — «А, смотри, как вон тот побежал! А как я его!» И в итоге решают, что такую красоту надо выложить в сеть, извиняются перед новичком, отвешивают респект, а самый выкидной приглашает его поснимать сегодня вечером на вписке.
Эта сцена из фильма дебютантки Ксении Ратушной «Аутло» прекрасно описывает то чувство, что оставляет сам фильм, и, возможно, то, с каким он был снят. С одной стороны, делать сегодня такое кино в России — это чистой воды палево: у детей групповуха, священнику сосут, пронзительное гейство со слезами в огнях многоэтажек, наркотики и язык, которым мы на самом деле говорим, где много мата. Если б такое взялись протранслировать по телевидению, где сегодня по цензурным соображениям кромсают даже заслуженный сериал «Кости» (из-за чего серия, где имевший доступ к вещдокам сотрудник был уволен, потому что получал во время химиотерапии марихуану по рецепту, полностью лишилась смысла), то даже при условии, что можно было бы показать хоть трёхминутный его вариант, из «Аутло» все равно пришлось бы вырезать вообще всё. С другой стороны — это такая красота, что не побахвалиться ею нет ровным счётом никакой возможности.
Такое шикарное кино треников и подворотен у нас сроду не снимали; вровень вспоминаются только лучшие американские образцы, «Дневники баскетболиста» и «Как распознать своих святых» да английские «Хулиганы». Орущие хари в кровоподтёках, серые от безделья и блочных многоэтажек полдни, секс не постановочный, а просто проливающийся неконтролируемо, как подростковая эякуляция, музыка в тему, включая рэп с потешным припевом «Ты хотел респект — а получил в табло, аутло, аутло, аутло» (только вместо табло там всё как надо, в рифму). И — русская речь, которой так оглушительно не хватает нынче в порно.
Конечно, такие фильмы держатся на органике и драйве исполнителей, и в «Аутло», надо сказать, в этом плане самая что ни на есть тяжёлая артиллерия в лице Глеба Калюжного, рэпера и актёра с 15 лет (дебютировал в своё время в нашумевшей ленте Андрея Зайцева про школьную любовь «14+»). Драйва в нём — как в молодом Марке Уолберге, из такого теста и замешиваются звёзды, с той разницей, что такого тощего Уолберга мы не видели — «У меня там всё охуенно, только б масски подкачать», — признаётся герой самого Калюжного, разглядывая свои фотки работы влюбившегося в него новичка. Но, по рассказам самого Уолберга, именно таким, тощим до неприличия, он и был, пока не сел в тюрьму и не начал качаться. Калюжный — это твинк, но с повадками бойцового петуха, и потому его тощие лодыжки не высовываются из-под закатанных джинс, как голени дохлой курицы, а многообещающе дразнят, как манёвренные лапы гончей. Ему легко и ненатужно объясняться на современном русском языке. Справедливости ради, органичны и все его экранные одноклассники: короля играет свита. Но он, конечно, лидер, это ясно. Он заводит новичка настолько, что тот, будучи геем, достаточно возбуждается, чтобы с блеском оприходовать девчонку, просто глядя, как на соседней кровати двигается задница Калюжного (то есть его персонажа). Обоих ждёт разбитое сердце — и это тоже закон фильмов треников и подворотен.
Давно понятно, уже не первый год, что старшеклассники, с их совершенно параллельной официозу культурой рэпа и постов в соцсетях, реально не втыкаются, чего им талдычат из ящика и с трибун, и это обнадёживает: всё-таки будущее принадлежит им. Забавно, что в этом они ни капли не отличаются от своих сверстников, какими мы были 30 лет назад. Ратушная и сама видит это сходство и вводит в фильм вторую, автономную линию о событиях 30-летней давности: как генерал привёл своего зятя в бордель, а тот влюбился в трансвестита, и теперь его ждёт показательный суд. Хотя год не указан, действие этой линии происходит явно в 80-х, судя по трёшке, которую вместо паспорта своей «жены» суёт зять генерала администраторше гостиницы, куда привёл трансвестита, и по автобусу, на котором сбегает в конце трансвестит, — такие, жёлтые, с покатой крышей и дверцей-шторкой, колесили по самым пыльным дорогам в последний раз в начале 90-х, и в них всегда было душно и воняло скотом. В сценах в борделе изобилие перьев, поддельного жемчуга и бархата заставляет вспомнить российские видеоклипы 90-х, а их похоронная торжественность рождает другую ассоциацию — с ресторанными сценами фильма Сергея Соловьёва «Асса» (1987). В нём, кстати, тоже была параллельная ретро-линия, из царских времён. Параллель с «Ассой» зазвучала особенно громко, когда «Аутло» взял три приза (за операторскую работу, музыкальное оформление и лучший российский дебют) на фестивале в Ханты-Мансийске, президентом которого является Соловьёв, а приз оператору носит имя Павла Лебешева — оператора, снимавшего «Ассу». И совершенно эта параллель оправдана: для нынешних старшеклассников «Аутло» может стать фильмом поколения так же, как «Асса» стала таким фильмом для школьников перестройки. Разница только в том, что об «Ассе» нам растрезвонило распоясавшееся телевидение эпохи программы «Взгляд», а об «Аутло» нынешний телек точно не проронит ни слова, да он аудитории фильма и не упал — весть об «Аутло» разнесёт сарафанное радио инстаграмов. И хотя здесь в финале вместо гимноподобных «Перемен» звучит стёбно-упадническая песня про табло, но, как и в «Ассе», в «Аутло» полно вставных песенных номеров: трансвестит поёт о своём, о Дитриховско-Гурченковском, под гитару, свой англоязычный номер имеется и у Аутло, героини, давшей название фильму.
Аутло — юная беспредельщица, которую выписал для своих сексуальных утех из тюрьмы очень высокопоставленный мужчина, но отпускает её иногда на свежий воздух, устроить секс-пати а-ля Древний Рим, с виноградом, барашками и Moët & Chandon, и, конечно, со сверстниками. Правда, с них он её срывает звонком и, только что — распоясанная доминатрикс, она бросает вожжи своих поводков от ошейников парней, сворачивается в долю секунду и бредёт прочь покорно, как Слон Полосатый из перестроечного мультика про «Колобков». Линия Аутло связывает сюрреалистической — где вход, там и выход — нитью невстречающиеся пласты рассказа, придавая им плотность и сиюминутно-политического, и вневременно-общечеловеческого высказывания. Интерпретировать её линию, точнее, порождаемые ею смыслы и связки, сладко, это уже заметно по публикациям коллег, однако с художественной точки зрения она же представляет и слабое место картины. В ней как раз проявляется та топорность, искусственность, ненатуральность, что на протяжении тридцати лет остаются бичом постсоветского кино. А ведь чтобы ещё и скользить взглядом сюрреалиста по слоям социальной действительности туда-сюда беспрепятственно, нужен не только гений, но и опыт позднего Бунюэля. До безукоризненной элегантности «Скромного обаяния буржуазии» (1972) «Аутло», особенно во всём, что касается линии Аутло, — как до звезды. Но это не страшно. Опыт приходит с возрастом и практикой. Гений же у Ратушной точно есть — он уже вовсю проявился в её неотвратимой, всепобеждающей борзости. Считайте, что это — её «Андалузский пёс» (1928). На сладости постижения языка кино у ней есть ещё целых 45 лет.
