Виктор Непша просмотрел иностранную прессу, отсеял лишнее и выделил самое интересное. Через судьбу сценаристки Фрэнсис Мэрион узнаем, с какими трудностями столкнулись женщины в Голливуде, когда в кино пришёл звук. Проследим, как Альберт Серра в угоду своим замыслам заново придумывает известных литературных и исторических персонажей. Заглянем домой к Роберту Паттинсону, он расскажет про диету Бэтмена и о том, как постоянно теряет телефон. А также вспомним историю «Улицы Сезам»: с чего начиналось шоу и как закатилась его звезда.
Сценаристка Фрэнсис Мэрион и трудности «золотого века»
Criterion вспоминают об одной из главных сценаристок Голливуда — Фрэнсис Мэрион. За 20 с лишним лет работы в индустрии она создала больше сотни готовых сценариев и стала двукратной лауреаткой «Оскара». Текст рассказывает о карьерном пути достаточно формально, но с упоминанием ярких деталей: вынужденная «удалёнка» для женщин в киноиндустрии, советы начинающей сценаристке от Джека Лондона (конечно же, в духе «повидай жизнь, посмотри на людей»), многолетнее плодотворное сотрудничество с Мэри Пикфорд. Косвенно текст затрагивает и другую нередко упоминаемую тему — гендерные изменения в Голливуде с приходом звука. Многим работницам, даже с именем, как Мэрион, пришлось в «золотой век» тяжело. При том что и 1910–20-е были не сахар — собственно, сценарии стали одним из немногих подходящих вариантов.
«Кери Бошан <...> предполагает: такое большое количество сценаристок в эпоху немого кино связано с тем, что “женщины всегда находили убежище в письменной форме” во времена, когда “от [них] мало что ожидалось или принималось, кроме роли хорошей жены и матери”. В отличие от других работ, связанных с кино, которые требуют обучения и опыта, написание сценариев можно было выполнять в частном порядке, не приближаясь к студии. В любом случае Мэрион была более счастлива, работая дома, а не в офисе или на съёмочной площадке, <...> но она не была отшельником по своей природе. Её сценарии также раскрывают ум женщины, которая путешествовала, работала и любила со страстью».
Про Альберта Серра и его преобразованных героев
Mubi опубликовали эссе о творчестве Альберта Серра — крупной фигуры размытого «медленного кино» нулевых и нетривиального фаната костюмов и XVIII века Автор бегло разбирает все ключевые фильмы и литературные/исторические фигуры, преобразованные взглядом режиссёра: Дон Кихот встречает Казанову, Дракулу и умирающего «короля-солнце». В фокусе не столько умение Серра пересобрать знакомые образы по-новому, сколько навык производства смысла и аффектов из пространств, давящих на этих маленьких больших героев. Хороший вводный текст для того, чтобы рискнуть чувством возвышенной скуки и познакомиться с творчеством режиссёра.
«Естественно, как нарушитель границ, которым он хочет казаться, Серра не проявляет интереса к соединениям, уже укоренившимся в коллективном бессознательном состоянии. В изображениях [Дон Кихота, “короля-солнце” и других] нет никакого очарования, вместо этого фильмы предпочитают минимизировать главных героев среди обширных панорам, подавлять их в удушающих структурах негативного пространства и заставляют их (иногда буквально) спотыкаться в самых банальных обстоятельствах. Они бесполезны и беспомощны, как и все остальные, и бесцеремонное наблюдение за их существованием становится для каталонского режиссёра способом честного решения своих отвлечённых проблем».
Роберт Паттинсон: бытовой портрет героя
Роберт Паттинсон не только блеснул домашними прикидами и селфи перед запотевшим стеклом, но и дал GQ возможность проникнуть в его жизнь на карантине. Если кратко, всё как и у простых смертных, просто чуть взбалмошнее: техника ломается, телефон теряется в квартирном беспорядке, сложно мотивировать себя на упражнения (для роли Бэтмена), страшно выходить на улицу (хоть и не запрещено), хочется готовить, но непонятно, что. Получился симпатичный бытовой портрет с неизбежным (в случае героя) элементом обаятельного хаоса и комментариями знакомых людей от Кристофера Нолана и Роберта Эггерса до Клер Дени и Жюльетт Бинош. Бонусом прилагается весьма эксцентричная кулинарная сцена от Паттинсона, в которой участвуют фольга, микроволновка, сыр, сахар, кукурузные хлопья и горящая латексная перчатка.
«— Как ты выживаешь?
Паттинсон: По сути, у меня есть план по питанию для Бэтмена. Слава Богу. Не знаю, что бы я делал без него. Но да, в остальном — могу выжить. У меня будет овсяная каша с ванильным протеиновым порошком. И я даже вряд ли что-то перепутаю. Это необычайно легко. Я ем из банок. Я буквально могу налить табаско в банку с тунцом и есть прямо из неё».
«Паттинсон, даже когда вы смотрите на него сквозь стекло, расстояние и время, обладает обильной, но совершенно хаотичной энергией. Сегодня на нём чёрная шляпа Carhartt и белая футболка, и он чередует глотки кока-колы с кусочками жевательной резинки Nicorette — то одно, то другое. “Так отвратительно”, — весело говорит он. Он начинает и обрывает предложения, как сломанный аттракцион. Иногда он путает местами так много слов подряд, перемежая это таким количеством тяжёлых вздохов и нервных смешков, что на мгновение думаешь: он говорит на совершенно другом языке».
«“Я смотрю «Сумерки», — говорит он, — и я думаю, что во многих отношениях они больше похожи на экзистенциальные артхаусные фильмы, чем те, которые были такими намеренно”. А случившееся дальше, все решительно не-сумеречные работы <...> — ну, он снялся в этих картинах, поскольку они были в его вкусе, а не потому, что он пытался что-то доказать».
Воспоминания о... киносеансах
Guardian подготовили универсальный материал : представители индустрии делятся памятными киносеансами. У Майка Ли это дешёвый маргинальный лондонский зал в молодости, У Тильды Суинтон — пронзённая копьём простыня вместо экрана в кенийском округе Китуи в 1980-м, у Эдгара Райта — нелегальный просмотр «Гремлинов» в 10-летнем возрасте.
Несмотря на располагающие интонации, спекулировать на атавистическом ворчании о старом добром просмотре в кинотеатре не хочется. Скорее, текст даёт надежду, что действительно стоящий, яркий и запоминающийся кинематографический опыт ещё впереди — неважно, будет это зал с кучей незнакомцев, экран ноутбука или совсем другие медиумы и места.
«В те дни, когда я был молодым кинематографистом, в Юстоне был “Толмер”, самый дешёвый кинотеатр в Лондоне или где-либо ещё — два шиллинга за сеанс. Переделанный храм, он был грязным, дряхлым и великолепно эклектичным. Там показывали всё, что могли найти, новые картины и старые. “Леопард” — оригинальная версия, без субтитров, “Ад раскрылся”, “Расёмон”, шведские девушки во французских оргиях. Неполные копии, внезапные случайные кадры из других фильмов, материал, загорающийся в проекторе. Чудесно. Образование в кино. Но садиться нужно было там, где не мочились бродяги».
Профайл Майкла Мэдсена: стереотипы и попытки их разбить
Independent заскучали без новых инфоповодов в сфере культуры и решили сделать небольшой профайл Майкла Мэдсена. Несмотря на скромные ремарки издания в духе «он мастер более широкого амплуа, чем суровый герой боевиков», именно таким Мэдсен и продолжает выглядеть в тексте, что уже создаёт ненамеренную иронию. Актёр рассуждает о том, как он мог бы сыграть сына Грязного Гарри или Бэтмена — будь у «них» (кого?) больше фантазии. Вспоминает: боялся, что роль в «Бешеных псах» может его не туда завести. Но, похоже, завела именно туда — несмотря на бытовые невзгоды (пожары, травмы, аварии и разнообразные штрафы), он выглядит довольным своей жизнью с почти тремя сотнями ролей во всём подряд.
Попытка сделать разбивающий стереотипы профайл заканчивается лишь их утверждением. Мэдсен всё равно кажется неотделимым от своих персонажей человеком, поэтому интереснее читать не о том, как Вайнштейн его не любил, а о, например, суетливых годах работы механиком, за которые будущий актёр столкнулся с кучей знаменитостей. Подобные истории у Мэдсена получаются лучше.
«“Я видел себя романтическим героем, — объясняет он. — Я хотел быть Эрролом Флинном. Знаете, я хотел проскакать через холм на лошади с девушкой в конце фильма. Меня волновала роль мистера Блондина [в “Бешеных псах”], потому что я думал: «Если я отрежу ухо этому парню, а потом получу удар от Тима Рота, где я окажусь после?»”»
«[Работая механиком, Мэдсен] пересекался со многими великими людьми, заправляя автомобили, принадлежащие всем, от Сисели Тайсон до Уоррена Битти. Джек Леммон “всегда спешил”, вспоминает он. Фред Астер пришёл в канун Рождества со спущенным колесом. “Я спросил его: «Вы хотите, чтобы я поставил запаску или подлатал его?» Он просто вручил мне 100 долларов и ушёл, — говорит Мэдсен. — Я не знаю, куда, чёрт возьми, он пошёл, но знаю, что был в правильном месте. Тогда сто долларов были большими деньгами”».
Взлёт и падение «Улицы Сезам»
New Yorker воспроизводят историю возникновения «Улицы Сезам» — в прошлом году шоу отметило 50-летие. Создание шоу изначально имело серьёзные основания: в 1960-е годы Америка столкнулась с нехваткой дошкольных учреждений, многие маленькие дети, особенно из неблагополучных семей, сидели по домам и смотрели телевизор — и в результате отставали от сверстников в начальной школе. Тогда Джоан Куни и Ллойду Моррисету пришла идея совместить приятное с полезным. Для воплощения идеи образовательного шоу в жизнь понадобились убедительные доводы: Моррисет приводил технико-экономическое обоснование, чтобы получить грант на реализацию проекта, а Куни опрашивала учёных и ездила по дошкольным учреждениям страны. Затем понадобился авторитетный каст (здесь помог легендарный 4— и результаты не заставили себя ждать. Исследования уже в следующие пару лет после выхода «Улицы Сезам» показывали, что дети, смотревшие шоу и упустившие дошкольный этап, в среднем не отставали от одноклассников. И, конечно, шоу обрело вначале общеамериканскую, а потом и международную любовь благодаря харизматичным персонажам.
Но — и в этом сила материала — речь идёт не только о славных моментах «Улицы». Не обходятся стороной расовые скандалы (раннюю аудиторию не устроил персонаж, говоривший на афроамериканском английском), недостаточное внимание к проблемам сельской аудитории и постепенное угасание передачи с конца 70–80-х, когда из неё ушли многие ключевые фигуры вроде Хенсона. В любом случае первоначальный импульс в достаточной силе мотивировал другие страны — именно они, по мнению автора текста, переняли изначальный энтузиазм ранней передачи, не испорченный рекламой и коммерцией. Например, бангладешская «Sisimpur», которую транслируют, развозя телевизоры на рикшах, потому что далеко не во всех семьях они есть. Или южноафриканская «Takalani Sesame», деликатно просвещающая аудиторию на тему ВИЧ.
«Куни создала научный совет под председательством психолога Джеральда Лессера, и в 1968 году она начала серию семинаров, связанных с Гарвардской школой образования, где Лессер был профессором. Об одном из этих семинаров она позже вспоминала: “Бородатая фигура пророка в сандалиях входит и садится прямо позади, глядя вперёд, безо всякого выражения на лице”. Она подумала, что он может быть членом Weather Underground. Куни прошептала коллеге: “Откуда мы знаем, что сидящий там человек, не собирается бросить здесь бомбу или ручную гранату?” — “Вряд ли, — ответил он. — Это Джим Хенсон”».
«У оригинальной “Улицы Сезам” есть некоторая изворотливость и поп-арт-проницательность телесериала “Бэтмен”, транслируемого на ABC с 1966 по 1968 год. Шоу переняло темп, разнообразие и хитрость “Летающего цирка Монти Пайтона”, который дебютировал неделями ранее. И через всё это проходит глубокая линия серьёзности, особенно воплощённая в человеческих персонажах, собранных из актёрского состава во главе с Мэттом Робинсоном. Он был нанят в качестве продюсера и координатора лайф-экшна, но [затем] взят на роль Гордона. Маленькая дочь Робинсона, наблюдая за первым эпизодом дома, плакала: “Его зовут не Гордон, его зовут папа”».
