Режиссёр «Собаки не носят штанов» о доминатрикс и отношениях с родителями

В российский прокат выходит финская драма «Собаки не носят штанов», наделавшая шуму на неделе критики Каннского кинофестиваля в этом году. Тимур Алиев поговорил с автором фильма Юккой-Пеккой Валькеапяя.

Ваш фильм начинается как драма, но дальше то и дело появляются комедийные эпизоды. Как бы вы сами обозначили жанр вашей работы?

— Это правда, тональность повествования меняется по ходу фильма. Я хотел, чтобы эти изменения отражали психическое состояние главного героя. Начало было эллиптическим и фрагментированным, подобно памяти, следом тяжесть существования после смерти жены, в конце речь о попытках вырваться из этого психического состоянии, безумия этой борьбы. В этих моментах комедийный тон мне казался наиболее подходящим. Я бы сам описал фильм как романтическую чёрную комедию.

С чего началась работа над фильмом? Как появился замысел картины?

— Продюсер фильма Алекси Бардю поделился со мной идеей фильма в 2014 году. Он и Юхана Лумме, автор истории, работали над сценарием в течение нескольких лет, но безрезультатно. В конце концов настал момент, когда Алекси, полюбивший эту историю, решил подключить к работе ещё одного автора. К счастью, Юхана также согласилась, потому что меня сразу поразила смелость центральной идеи фильма.

В начале и по ходу повествования вы изящно переплетаете реальный мир и мир фантазий главного героя. Как вы прорабатывали эту линию?

— Идея галлюцинаций стала ключевой уже на начальном этапе создания фильма. Но мне понадобилось немного времени, чтобы найти правильный тон для всей истории, чтобы иметь возможность интегрировать эти фантазийные или галлюцинаторные видения в «повседневный мир» фильма. Я чувствовал, что должен был иметь определённую закрытость на протяжении всей истории, практически клаустрофобное импрессионистское повествование, где мы никогда не выпрыгнем из определённого субъективного тона, связывающего историю с её главным героем: даже если Юха не присутствует в какой-то сцене, мы всё ещё должны чувствовать его присутствие, «окрашивающее» сцены.

Мона, девушка-доминантрикс, с первого же появления в фильме такая, какая есть, но мы ничего не знаем о том, как она пришла к этому образу жизни. Почему вы оставили её историю за кадром?

— Одна вещь, которой я хотел избежать, — неизбежного обобщения в связи с персонажем Моны, которое приведёт к выводу, что садомазохизм — это симптом, например, травмы. Я знаю, что некоторые люди хотят получить чёткие ответы, но их нет. Она та, кем она является, Юха такой, какой он есть. Мона и Юха — просто одинокие люди.

Почему персонаж Пекки Странга — именно хирург? Это как-то связано с идентификацией телесности, личностных границ?

— Основной идеей было излечение через огромную физическую боль, что-то похожее происходит в процессе, который Юха проходит с Моной. Хотя пациенты Юхи получают более качественное лечение.

Дочку Юхи мы видим в кадре не так много. Наблюдая за поведением своего отца, как она будет строить отношения с мужчинами в будущем? Ведь пример родителя неизбежно должен был сказаться и на ней.

— Нас всех во многом определяют отношения с нашими родителями. Будущую историю Элли зрителю предстоит додумать самому. Я не хотел показывать завершённость и однозначность отношений или внутренних конфликтов персонажей в конце фильма. Даже в финале истории все они находятся в некоторой неопределённости. Я хотел избежать типичных успокаивающих утверждений, что родители и дети найдут друг друга, и все будут счастливы. Для Элли, дочери Юхи, это, по-моему, лучший итог — освобождение от сдавливающей горло травмы её отца. Роль Элли была немного больше в сценарии, но мы вырезали некоторые сцены с ней в процессе монтажа, потому что они выделяли её персонажа и отдаляли фильм от сюжетной линии Юхи.

Тема БДСМ в вашем кино рассматривается с необычного ракурса: вы показываете БДСМ не столько сексуальным увлечением, сколько неординарным методом терапии, возможностью пережить горе, потерю. Как это появилось? У вас были какие-нибудь источники вдохновения?

— Поначалу для меня было загадкой, как изобразить БДСМ в кино. Постепенно эпизоды с Юхой и влияние БДСМ на его жизнь стали напоминать какую-то терапевтическую процедуру. Обнаружение этого эффекта стало ключом ко всей истории.

Как в вашем проекте появились Пекка Странг и Криста Косонен? Как вы находили общий язык с ними на съёмочной площадке? Быть может, случались забавные или неловкие эпизоды во время съёмок?

— Криста, пожалуй, самая известная и признанная актриса своего поколения. Персонаж Моны требует много внимания, ведь необходимо воссоздать разные маски для её ролей, быть убедительной и харизматичной, уметь находить комедийные элементы в сценах. Немногие актёры в Финляндии способны справиться с такой многогранной ролью. Пекку я видел в биографической драме «Том из Финляндии», и меня просто поразило, как хорошо он держался перед камерой, как он изобразил довольно пассивного, склонного к самоанализу персонажа, чьи внутренние переживания — самая активная часть его жизни. То, как он транслировал жизнь и мысли аудитории через взгляды, снятые крупные планом, и его телесность, вызвало у меня восторг. У нас троих были долгие разговоры перед съёмками, мы подробно изучили сценарий и вместе пошли на сеансы БДСМ. Я думаю, когда мы начали съёмки, у нас сложилось достаточно чёткое понимание того, к чему мы стремимся. Пекка и Криста раньше не снимались вместе, и мы начали съёмку с первой сцены БДСМ-сессии, когда Пекка раздевается догола, после чего Криста устраивает порку и душит его. С этого момента напряжение исчезло. Их актёрские отношения были идеальными, они оба — талантливые и мотивированные профессионалы, которые уважают друг друга. Для режиссёра это идеальная ситуация.

Расскажите подробнее о том, как у фильма появилась столь необычная визуальная стилистика и цветовая гамма.

— Фильм снят на одну линзу и почти весь одной апертурой. Множество крупных планов, окружённых зонами расфокуса. Всё это отражает субъективность этого мира, показанного глазами Юхи. Я хотел снять этот довольно простой фильм без обилия постановочных кадров, фильм, в котором панорамные кадры и кадры, снятые ручной камерой, были бы эффектны и значительны. Я сам очень точно рисовал раскадровки. Вместе с оператором Пиетари Пелтолой мы решили, что для нашей картины будем использовать только практичное освещение или же освещение от естественных источников или их имитирующих. Поэтому мы с художницей-постановщицей Кайсой Мякинен долго обсуждали, как интегрировать естественные источники света в мизансцены. Каждую сцену нам нужно было пройти, исходя из потребностей световой драматургии и движения актёров и камеры, чтобы одновременно спроектировать декорации и освещение. Что касается цвета, я хотел чётко разграничить реальный мир и более фантастический мир БДСМ. Я, Пиетари и Кайса изучали работы таких фотографов, как Сол Ляйтер, Джоэл Мейеровиц, Уильям Эглстон и Тодд Хидо, и то, как они в своих работах использовали насыщенные и приглушённые цвета и неоновые огни. Также источником вдохновения были японские фильмы 60–70-х годов, как, например, Нагиса Осима и Сёхэй Имамура используют передний план и дверные проёмы в качестве обрамления внутри кадра.

Хочу спросить об эпизоде, где Мона вырывает у Юхи зуб. Мне было до жути страшно и неприятно на физическом уровне, будто зуб вырывают у меня. Как вам удалось добиться такой степени реализма? Надеюсь, настоящие зубы Пекки Странга не пострадали?

— Рад слышать о таком эффекте! Сила этих сцен — в актёрской игре, в магии кино. Что касается зуба Пекки, то он уже отрос.

Ваш фильм выходит в прокат в России с 12 декабря. По-вашему, как российский зритель примет такое необычное кино?

— Судя по российским фильмам настоящего и прошлого, предполагаю, что российские киноманы — люди образованные и любознательные.