
27 марта в российский прокат выходит обаятельный комедийный хоррор «Девушки на балконе». Настасья Горбачевская поговорила с режиссёркой Ноэми Мерлан (для актрисы это вторая полнометражная режиссёрская работа) — о миксе жанров, наготе и естественной вульгарности.
Как родились «Девушки на балконе»?

Всё началось с реальной истории, потому что мне нравится начинать с чего-то действительно настоящего. Движение #MeToo набирало обороты, а я работала с Селин Сьямма над проектом «Портрет девушки в огне». Она буквально раскрыла мне глаза — я чувствовала, что что-то не так, но не могла осознать, в чём именно кроется проблема. В каком-то смысле я была частью проблемы — играла свою роль в этой динамике. Я сбежала от своего партнёра, от жизни, к которой привыкла, переехала к подруге. Впервые я была в обществе женщин в течение нескольких месяцев, и наше соседство для меня стало облегчением. Я снова могла дышать полной грудью, глубже говорить обо всех наших травмах, о наших желания, начать всё с чистого листа… Чёрт, я думаю, что до этого я никогда не была верна себе! Мои мечты не были моими мечтами. Общество мечтало за меня.
Кто я, чего я хочу? У меня не было ответов, не было ни того, ни другого, но мы проживали это с юмором, с большим количеством насмешек и над агрессорами, и над самими собой. Это стало отправной точкой: у меня появилась идея снять фильм о девичьем обществе в момент, когда женщины берут свободу в свои руки.
Но вы не решили, в каком жанре хотите рассказать свою историю?
Я знала с самого начала, что хочу работать с разными жанрами… Мне нравится, как в корейских фильмах ужасов, японских фильмах ужасов миксуются жанры. В этом тоже чувствуется определённая свобода. Этим женщинам тоже нужно переступить условную черту, они толком не знают, кто они, поэтому им приходится пробовать много нового и исследовать всё вокруг. Примерно то же самое фильм делает с жанрами.

Ваша картина во многом напоминает «Женщин на грани нервного срыва». Фильм создавался под влиянием Педро Альмодовара?
Да, потому что, когда я начала смотреть его фильмы, он был чуть ли не единственным, у кого я видела женщин живыми, как они пересекают черту. И даже заходят слишком далеко. Они очень разные, такие яркие, и мы их слышим, они не боятся выражать себя, и они ошибаются! Он единственный, кто позволил женщине быть вульгарной, обычно вульгарными бывают мужчины, но не женщины. И у нас есть эта похабность, я имею в виду меня и моих подруг, когда мы в интимной обстановке. Вульгарность в телесности, в выражениях… потому что есть нечто настоящее в этой вульгарности. Есть в этом какая-то неподдельная искренность.
А как вам кажется, эта вульгарность изменилась со временем? Даже если взять диапазон фильмографии самого Альмодовара?
Мне кажется, и пошлость, и жестокость начинают быть более феминистскими в какой-то мере. Теперь мы можем больше сказать и выражать себя более открыто. Быть вульгарной абсолютно естественно, так же как и быть в ярости! То, что это не разрешалось женщинам, не значит, что этого не существовало, просто не показывалось. В фильме метеоризм Мэрилин (героиня Ноэми Мерлан. — Прим. ред.)… Нет, вы знаете, Мэрилин пукает! И это то, что мне было важно оставить в сценарии, потому что она настоящая!
Раз уж мы затронули вопросы влияния: можете рассказать побольше о вашем сотрудничестве с Селин Сьямма? Это очень личная история о вас — вы знаете лучше всех, что происходило, потому что это ваши друзья. Как она помогла вам, в частности, написать сценарий?

С Селин мы хорошие подруги, после съёмок «Портрета женщины в огне» мы стали очень близки. В какой-то момент я писала сценарий то одна, то с Сандой (Санда Кодряну сыграла в фильме Николь. — Прим. ред.). Селин знала об этом, и однажды она сказала: «Могу я прочитать?» Она уже была в курсе истории — и была по-настоящему заинтересована. Так что она прочитала это и сказала: «О, мне нравится». И она знала, что некоторые вещи мне давались с трудом. Мне было нелегко выбрать ключевые идеи, и она сказала: «Хочешь, я тебе помогу? Я рядом». Я говорю: «Конечно, мы будем работать вместе».
Было очень свободно! Мы так весело проводили время при работе над фильмом. Она не привыкла писать комедии — это не совсем её. При этом Селин очень весёлый человек в реальной жизни, прямо очень. Так что мы прекрасно проводили время, пока искали новый нарратив. И чувствовали себя очень свободно. Она действительно беспокоилась о том, чтобы не денатурировать мои идеи — и ей удалось, потому что она довольно хорошо меня знает. Кроме того, она продолжала быть рядом во время работы над фильмом в роли исполнительного продюсера.
Что вы можете сказать о вашем подходе к наготе на экране?
Для меня женское тело — большая проблема. Ладно, если честно, я не понимаю, в чём проблема. На улице жарко. Я хочу быть топлесс. Я хочу кормить своего ребёнка. Если у меня будет ребёнок, в чём проблема? Это природа! Когда я вижу мужчину топлесс, я тоже могу быть возбуждена, но держу это при себе. Я не иду напролом. Я справляюсь со своими эмоциями и чувствами. Так почему вы не можете этого сделать? Ты хочешь, ты держишь себя в руках. Ты сдерживаешься. Поэтому я не врубаюсь. Я с самого начала хотела написать эти реплики Руби: «Окей, у меня есть сиськи. И они не идеальны!» Я сейчас повторяю то, что она говорит в фильме. Они начинают опускаться, и да, и это жизнь. Они здесь!
Хочется сделать наготу нормальной, потому что это наше тело — это природа, это нормально.

Я боюсь одного: что со всем тем, что мы пережили, сейчас всё меньше и меньше обнажённых сцен, интимных сцен, сцен секса. Я понимаю, что это происходит потому, что мы защищаем себя, потому, что всё… очень многое пошло не так, было неправильно. То, как мы показывали через какие-то мистические фантазмы или сексуализацию. Но теперь я думаю, это значит, что мы снова будем прятаться, снова не будем говорить о сексе. Но мы должны, ведь проблема никуда не делась.
Вульгарность как раз стала для меня способом показывать тела. Допустим, кто-то дерётся в фильме, Мэрилин дерётся! Это способ сказать: да, тело внутри кричит, оно не хочет быть связанным, напряжённым, оно хочет свободы. В этой вульгарности обнажается искренность, когда вы не пытаетесь никому угодить. Вы просто честны с собой.
Те же соображения легли в основу сцены у гинеколога?
Да, для меня нет никакой сексуализации в этой сцене. Это абсолютно естественно. Это то, что нам говорят, когда идём на приём к гинекологу: это естественно! Возможно, единственное место, где это естественно. Но в то же время я не хотела прятаться, я хотела передать то, что мы чувствуем в этот момент. Уязвимость в кресле рядом с кем-то, кто не всегда заботится о твоих чувствах. И, чтобы быть вместе с моей героиней, я должна была это показать. Я не могу объяснить, но для меня это был единственный способ!
И женщины в зале смеялись, я слышала. А мужчины — нет, не смеялись именно в этой сцене.
Вам кажется, что сейчас наступил момент, когда всё может измениться? Вы надеетесь на большие перемены? Вы были вовлечены в новый дискурс с «Портретом девушки в огне». Сейчас вам кажется, что уже ваш собственный фильм говорит о культурном сдвиге?
Я ужасно боялась снимать собственный фильм, но раз мне было страшно, значит, это действительно что-то интересное. И я рада, что появляется всё больше и больше фильмов, снятых женщинами, потому что нам есть что сказать и что исследовать — и нужно ещё и ещё. И в то же время я очень рада видеть фильмы, снятые мужчинами, с абсолютно новой динамикой. Возможно, раньше они не могли выразить себя за рамками стандартных патриархальных ограничительных линий. И что мне по-настоящему нравится… Я думала, мужчины возненавидят мой фильм! А на самом деле многие хотят поговорить со мной, обсудить — и это заставляет меня чувствовать себя лучше, потому что это единственный способ сдвинуться с мёртвой точки. Я хочу помочь женщинам быть услышанными, но в то же время иметь возможность поговорить и с мужчинами.

Когда я в первый раз показала фильм мужчинам, с двумя из них мы говорили часами после просмотра, особенно о сцене изнасилования. Они были в шоке. Они сказали, что почувствовали себя ужасно, потому что, возможно, однажды вели себя подобным образом. И я не хотела их обвинять, а хотела показать, что да, так это порой и происходит. Давайте попробуем вместе это осознать и проговорить. Единственный способ — это разговаривать и задавать вопросы. В том числе самим себе.