8 апреля — международный день цыган. Отличный повод вспомнить приключения этого замечательного и удивительного народа на киноэкране и одновременно задаться несколькими неприятными, но важными вопросами.
Не так давно на TIFF 2017 разыгрался скандал: компания BBC Films объявила, что собирается экранизировать автобиографический бестселлер Майки Уолша «Цыганский паренёк», а на одну из двух главных ролей этого крайне сентиментального романа-воспитания и гей-драмы по совместительству пригласила Бенедикта Камбербетча.
Ну и в чём, собственно, проблема, удивится читатель. И будет неправ. Безусловно талантливый, да чего там, выдающийся актёр Камбербетч — не только белый, но, увы, ещё и аристократического происхождения, играть цыганского барона по новому мультикультурному этикету ему не комильфо. Не пристало представителю элиты изображать страдания выходца из самых деклассированных кругов/низов, особенно учитывая, что именно в Великобритании положение GRT (Gypsy, Roma and Traveller) более чем плачевно, англичане дискриминационными порядками выделяются даже на общеевропейском тревожном фоне.
В этой связи не лишним будет вспомнить, что один из самых важных романов английской литературы «Грозовой перевал» (14 кино- и телеадаптаций, все без исключения далеки от стандартов политкорректности) повествует о нравственной трансформации персонажа именно цыганских кровей: байронический злодей-ренегат Хитклифф — совершенно точно главный безродный космополит МХК. Однако за последние 25 лет британский кинематограф разродился дай Бог тремя картинами, в которых речь идет о кочевом этническом меньшинстве. Образцовая докудрама «Пави Лакин» Перри Огдена, буквально пенящийся клише «Великан-эгоист» Клио Барнарда и в меру убедительная «Афера по-английски» с Майклом Фассбендером и Бренданом Глисоном, условно олицетворяющими два полюса цыганских чаяний: болезненная ассимиляция и теневое существование вне закона. Это если не считать довольно стыдных с правозащитной точки зрения шуток на цыганскую тему в «Большом куше» Гая Ричи.
Цыгане в кино — не тема, а жанр, поскольку драматургически большинство фильмов о вольнолюбивом народе схожи вплоть до copy/paste. Причина тому известна: см. учебник истории, гонения и репрессии против цыган, будь то СССР и страны соцлагеря, как бывшая Югославия, Венгрия, Румыния, или Западная Европа, или, напротив, Магриб — везде один и тот же грустный сценарий. Даже если не вспоминать кровавый период Второй мировой (массовое уничтожение цыган нацистами в Германии и странах-союзниках Третьего рейха, по последним подсчетам, около 1 500 000 человек за период с 1935-го по 1945 год, так называемый Параимос — термин, предложенный активистом Янко Хэнкоком), то и в послевоенные годы, и в наше время ситуация была и есть критическая: от указа Президиума Верховного Совета СССР 1956 года «О приобщении к труду цыган, занимающихся бродяжничеством» до недавних «Дублинских соглашений». Так, последний, чрезвычайно медиатизированный скандал президентского срока Франсуа Олланда как раз связан с принудительной высылкой цыганского семейства из Франции в Косово. Он получил название «Дело Леонарды» по имени девочки-подростка, которой главе государства пришлось звонить по скайпу и извиняться на глазах у всей нации.
Удивительно, но факт: в тоталитарной системе цыганам лучше удалось сохранить свои традиции, в бесправном обществе социальные нужды меньшего из меньшинств до такой степени не занимали руководство страны, что пресловутый процесс ассимиляции не успел толком затронуть эту этническую группу, цыгане существовали в поле зрения общества либо для услады «колониалистов» как короли песни и пляски в театре «Ромэйн», либо как ОПГ, борьба с которой велась в рамках кампании против тунеядства, нетрудовых доходов и прочей антисоветской деятельности. В «цивилизованном мире» о цыганах как бы пытались заботиться, приручая их, словно диких зверьков к клетке, однако принудительная социализация стала не меньшим травматизмом, чем расистские стратегии «тёмных времен».
Потому и в кинематографе цыганский вопрос решён схематично, весь массив фильмов уместно разделить на три категории. Первая и самая спекулятивная рассказывает о цыганах сплошь языком экзотизмов, действие разворачивается внутри племени/табора/деревни, катализатором всегда служит любовный опереточный конфликт, авторы в романтическом порыве не чураются, к примеру, посконной мизогинии, возводя в культ доисторические инстинкты протагонистов. Таков хорошо знакомый отечественному зрителю «Табор уходит в небо» Эмиля Лотяну, запомнившийся откровенными сценами с участием секс-символа эпохи Светланы Томы. Или «Цыганское волшебство» Столе Попова, или «Я даже встретил счастливых цыган» Александра Петровича.
Вторая категория концентрирует внимание аудитории на конфликте цыган с миром внешним: поданный в наивном мелодраматическом ключе тот или иной отщепенец-сирота, будто сошедший со страниц «Без семьи» Гектора Мало, терпит удары судьбы, персонифицированной подлыми белыми братьями. Целую карьеру на подобных фильмах сделал режиссёр Тони Гатлиф, франко-алжирец цыганского происхождения, присвоивший себе тему страданий народа-изгоя. Типичный образец — «Мондо» (1995) о скитаниях цыганского юноши в осенней неприветливой Ницце, в главной роли — Овидиу Балан, сыгравший также в «Бродягах» Дени Шуинара и Николя Вадимоффа. «Мондо» полон ходульных злодеев и резонёров, каждое новое несчастье Мондо озвучено фольклорным шлягером.
Наконец, третья и самая интересная в художественном плане категория картин препарирует цыганскую онтологию по правилам хоровой трагедии/комедии — своего рода симбиозом древнегреческой эпики и брехтовской драмы является творчество Эмира Кустурицы, главного популяризатора «звона монист» на широком экране.
Пожалуй, самый глубокий разговор о цыганской доле получился у венгров Миклоша Янчо и Бенса Гуонгосси, снявших в 1997 году очень разные по духу фильмы. Документальная трилогия, антропологическое исследование, совсем не зацикленное на избранности цыган, подчеркивающее то общее, что характеризует эволюцию их положения в европейском обществе, допустим, с евреями — «Зелёный лес», «Зелёные горы», «Удача приходит и уходит» Янчо и игровой «Романи Крис», вольная экранизация «Короля Лира», опять же интересующийся общечеловеческими аспектами кочевой жизни, а не туристическими зарисовками.
Из последних заходов в цыганскую тему можно вспомнить участника прошлогоднего берлинского кинофестиваля «Джанго» — конформный байопик гениального гитариста Джанго Рейнхардта с Редой Катебом в главной роли, почему-то не вызвавший нареканий у прогрессивной прессы, хотя Катеб тоже не цыган, а алжирец, но, видимо, все не белые на одно лицо, а значит, сие этническое допущение не так оскорбительно.
Увы, основным ориентиром для берущихся за цыганскую тему авторов по-прежнему продолжает выступать «Грек Зорба». Большая часть фильмов Тони Гатлифа и особенно «Гаджо Дило» о приключениях французского музыковеда в румынской глубинке сразу после свержения Чаушеску трактуют цыган как народ песни и пляски, благородных дикарей, способных вернуть погрязшего в цинизме носителя разрушительного прогресса европейца к истокам — простым радостям жизни, смиренному приятию смерти, любви, которой дышит природа, а значит, и человек, её венец. Ничего более лицемерного и представить трудно цыганская фактура нужна кинематографу качестве экзотической приправы. Между магией и трагедией либо ряженые, либо парии. Удобный символ свободы, примиряющий с несвободой. И вперёд за звездой кочевой.
