Самая обсуждаемая премьера недели (ну, может быть, наравне с «1917») — новый фильм Греты Гервиг. Следом за очень личной рецензией Зинаиды Пронченко КИНОТВ делится более аналитическим взглядом на фильм Анастасии Сенченко.
Луиза Мэй Олкотт написала «Маленьких женщин» частично по своим детским воспоминаниям. В эту эпоху всё искусство было исключительно мужской вотчиной, гением среди женщин считалась только Шарлотта Бронте, а быть актрисой или владелицей борделя для пуританской Новой Англии означало практически одно и то же. Но история о жизни четырёх девочек от 12 до 16 лет была настолько коммерчески успешной, что через год Олкотт выпускает книгу-продолжение «Хорошие жёны», в которой, как известно, по настоянию издателя ей «пришлось подобрать для Джо смешного женишка, всем назло». Грета Гервиг экранизирует обе книги под одним переплётом, и даже этот ироничный комментарий.
История семьи Марч на экране, не считая эпилога, охватывает 7 лет. Для младшей Эми (Флоренс Пью), которой в первой книге 12, это целая жизнь. Но Гервиг не стремится ни к какому сопоставлению «до» и «после». Она, напротив, смешивает события и отважно начинает с середины, когда её любимица, амбициозная Джо (Сирша Ронан) идёт к издателю в Нью-Йорке и предлагает свою прозу. В этой точке не то что заканчивается детство её героинь, но всё в их жизни вдруг начинает рифмоваться и соотноситься. От этого момента концентрическими кругами расходится сюжет фильма, чередующий детство с юностью, впервые испытанные чувства и встречу с ними на новом этапе. Эпизоды прошлого и настоящего монтажно пришиваются к друг другу — как дважды повторенный урок лучше запоминается и утверждает незыблемость раз усвоенного в детстве правила.
Самое привлекательное в Гервиг — её почти прустовское ощущение времени. Постоянно длящегося и никогда не проходящего. И её милая Френсис и Леди Бёрд, и нынешние сёстры Марч — маленькие женщины навсегда. Номинально всё перечисленное — истории взросления. Но в каждой новой версии это взросление становится всё более эфемерным процессом. Кажется, Гервиг в него больше не верит.
Флешбеки в фильме — не модная манера повествования, длящая интригу до подходящего момента. Для англоязычной публики в «Маленьких женщинах» интриги не больше, чем для нас — в «Войне и мире». Нет в них и услужливого для зрителя предложения увидеть разницу: героини не молодеют и не старятся, не меняют своих привычек и взглядов, меняются лишь контекст и костюмы. С самого первого кадра, в котором Джо открывает дверь издательства, Гервиг возвращает истории детства своей героине. Их прошлое материализуется на экране будто бы из её воспоминаний в те моменты, когда вдруг отражается в настоящем. Когда Джо в Нью-Йорке танцует с профессором Баэром (Луи Гаррель), их танец постепенно замедляется и через рапид возвращает её в тот вечер, когда она посещает свой первый бал и знакомится с Лори (Тимоти Шаламе). Спустя семь лет героиня опять танцует в подпалённом камином платье, а после в ночи так же увлечённо сочиняет свои истории.
Самая очевидная вольность нынешней экранизации в том, что режиссёр полностью отождествляет Олкотт с её героиней. Внутри фильма появляется автор романа. Перед зрителем будто бы взгляд Олкотт, каким его представляет Гервиг. Из-за этой двойной субъективности весомая доля сентиментализма из романа переходит в какое-то новое качество, в пространство между монтажных склеек прошлого и настоящего. И в нём помещается вся ностальгия и светлая грусть по прошедшему времени, тому, что навсегда утрачено, но продолжает длиться и отражаться в каждом моменте.
Несмотря на эту омолаживающую «Маленьких женщин» прививку модернизма, события в фильме строго следуют духу романа. «Маленькие женщины» остаются тем, чем были изначально, — «Джейн Эйр» и «Гордостью и предубеждением» по-американски с лёгким налётом рождественской сентиментальности. Четыре сестры Марч в разной степени ангелоподобны, а старый мир с его понятной моралью оберегает их от любого зла.
Это волшебный мир рождественской сказки, женская версия «Этой прекрасной жизни». Недаром режиссёр постоянно помещает своих героинь в рамку. И Лори, и профессор Баэр, и мистер Лоуренс, очарованные сёстрами Марч, впрочем, как и зрители, постоянно наблюдают за их счастливой жизнью сквозь оконную раму. Подобные семейные портреты — счастливые рождественские открытки. Или изящные иллюстрации к детской книжке — Гервиг, вторя своей героине, по-своему помещает их в этот переплёт. В рождественских сказках к тому же всегда торжествуют добро и справедливость. Так, в мире, в котором, по словам их богатой тётушки, у женщины есть только один путь, для сестёр Марч находится как минимум три. Джо, Мег и Эми находят счастье в том, что у них выходит лучше всего. У Гервиг лучше всего выходит рассказывать, как все выросли и даже не заметили этого, что она в который раз блестяще демонстрирует.
