Джеймс Каан — бунтарь с причиной: как актёр «Крёстного отца» стал главным аутсайдером Нового Голливуда

Поделиться
Скопировать
VK Telegram WhatsApp Одноклассники

Кинопортрет Джеймса Каана: КИНОТВ

На этой неделе исполняется 85 лет со дня рождения Джеймса Каана — звезды легендарной саги «Крёстный отец», культового триллера «Мизери», а также актёра, известного по массе других менее значимых ролей бандитов и героев-одиночек, включая гангстера в «Догвилле» Ларса фон Триера. В 2022 году актёра не стало, и с тех пор в памяти каждого синефила Джеймс Каан запечатлён в образе импульсивного и решительного Сонни Корлеоне из шедевра Копполы.

Однако в истории американского экрана Каан остался не только харизматичным наследником мафиозного клана, пережившим одну из самых ужасных смертей в кино. Многие выдающиеся роли, включая главные в фильмах «Пролетая над гнездом кукушки» или «Апокалипсис сегодня», прошли мимо него: что-то Каан активно критиковал, чем-то пренебрегал, а с кем-то открыто конфликтовал. О том, как выдающийся актёр променял карьеру на имидж голливудского выскочки, рассказывает Валерия Косенко.

Открыв в 90-х новую эру в своей фильмографии, Джеймс Каан, появившись на экране в роли, совсем не характерной его темпераменту и репутации, играючи победоносно пускает в дерево наскоро скатанный в руке снежок, а убедившись в том, что тот триумфально достиг цели, твёрдо и невозмутимо произносит: «Still got it» («Ещё могу»).

Джеймс Каан в фильме «Мизери» (1990), кадр: Columbia Pictures

В сущности, так оно и было. Какие бы заголовки ни маячили на титульных страницах таблоидов, сколько бы продюсеры ни саботировали актёра, не имея желания связываться с взбалмошной, безрассудной и абсолютно непредсказуемой персоной, — он мог позволить себе что угодно. Сочетая мачистскую притягательность с ребячливой улыбкой, скорее принадлежащей мальчишке из Квинса, чем эпатажной голливудской кинозвезде, Каан в кашемировом свитере от Ralph Lauren и с кружкой пива в руке умел держаться так, будто всё в его жизни соответствует его внешней неотразимости. Словно его имя не отблескивает со всех углов голливудской хроники на фоне очередного бракоразводного процесса. Словно на его и без того сомнительной репутации не лежит тень сенсационного слуха (впрочем, отрицаемого им самим) об участии в оргиях, устроенных Хью Хефнером в поместье Playboy Mansion, или о скандальных дружеских связях вроде той, что Каан добровольно обнародовал, поддержав на суде пресловутую «голливудскую мадам» и сутенёршу Хайди Флейс.

Не будь за его спиной таланта и харизмы, Джеймс Каан, прославившийся ролью брутального и импульсивного капореджиме, рисковал навсегда остаться в лучшем случае на вторых ролях, в худшем — застрять в образе вечного Сантино, отрабатывая несоразмерно большие гонорары на грошовом китче. И эта участь настигнет его в числе прочих. Однако было ли это проявлением высшей справедливости, спустя годы разоблачившей бутафорию его образа, или же результатом горячности и безрассудства, с которыми актёр каждый раз улетал в кювет, подвергая испытанию общественную терпимость?

Клан Корлеоне на кадре со съёмок «Крёстного отца» (1972): Майкл (Аль Пачино), дон Вито (Марлон Брандо), Сонни (Джеймс Каан) и Фредо (Джон Казале). Фото: Columbia Pictures 

Рождённый в Бронксе и выросший в Квинсе, Каан много раз повторял в интервью, насколько тяжело было вырваться из уличной среды в мир большого кино, добавляя, как сильно его там не ждали. Однако за спиной у одного из самых высокооплачиваемых актёров Нового Голливуда два громких исключения из творческих вузов — всё из-за неусидчивости, драк, бесконечных любовных похождений и вечерних посиделок за покером. Каан чудом попадает на площадку, мелькая то на телевидении, то в кадре у классиков: между дублями играет в шахматы с Джоном Уэйном на съёмках вестерна Говарда Хоукса, терроризирует легенду Оливию де Хэвилленд в триллере «Женщина в клетке» и охотно красуется в стетсоне, снимаясь в проходном ковбойском боевике.

Не такое уж беспросветное начало для молодого выскочки, нацеленного покорить голливудских мейджоров. Ровесник Каана Клинт Иствуд, хотя и не обладавший соизмеримыми актёрскими данными, не сходил с телевизионного конвейера куда дольше. Каан же активно переходил с одной площадки на другую, пока не был приглашён в экспериментальную мобильную студию имени Фрэнсиса Форда Копполы — друга Каана со времён учебы в университете Хофстра.

Коппола, к тому времени уже хлебнувший устаревшего студийного производства, решил отправиться в импровизированное путешествие по Америке, захватив с собой камеру и компанию единомышленников (в их числе — близкий друг Каана Роберт Дюваль, Ширли Найт и Джордж Лукас). Главная роль обаятельного, но травмированного спортсмена Джимми про прозвищу Убийца, страдающего слабоумием и выброшенного на обочину жизни, без проб отдана Джеймсу Каану. На фоне его биографии выбор Копполы можно назвать по-дружески ироничным: учитывая интерес актёра ко всякого рода спортивным рискам — от бокса до родео, — а также прозвище «Убийца Каан», данное ему ещё в юности, нужды в кастинге не было.

Джон Казале, Фрэнсис Форд Коппола и Джеймс Каан на съёмках финальной сцены «Крёстного отца 2» (1974), фото: Paramount Pictures

Потерянный добряк Джимми (к слову, так всю жизнь обращались и к Каану), не отдающий отчёт как человеческой грубости, так и своей ненужности, являвший собой воплощение христианского милосердия, — возможно, самая неповторимая роль Каана из всех 120, что им сыграны. Образ, созданный им в кадре «Людей дождя» — дар, безвозвратно утраченный с того самого момента, когда культ «Крёстного отца» вывел на авансцену феномен Сонни Корлеоне. Чудовищная смерть старшего брата Сантино, изуродованного жестокостью корпоративных войн, к сожалению самого Каана, только сильнее обессмертила персонажа в сердцах его преданных фанатов, а значит, и продюсеров. Однако ошибкой будет предполагать, что вечный запрос на героев-гангстеров, преследовавший актёра на протяжении жизни, берёт начало в 70-х.

После премьеры первой части саги Каан становится звездой, и предложения сыплются одно за другим. Да, порой выбор оказывался ошибочным и даже фатальным, но ответственность за это лежит не столько на индустрии, любезно предлагавшей актёру самые сливки, сколько на самом Каане, как оказалось, напрочь лишённом актёрского чутья. Так, на волне успеха Каан отказался от главных ролей в нескольких проектах, впоследствии ставших громкими оскаровскими лауреатами, — в драмах «Пролетая над гнездом кукушки» Милоша Формана и «Крамер против Крамера» Роберта Бентона, а также в онейрическом трипе «Апокалипсис сегодня», повздорив с Копполой из-за гонораров (да так, что тот со злости выбросил из окна все свои «Оскары»).

Вместо этого Каан согласился сняться в спортивной антиутопии «Роллербол» и скучной криминальной драме «Игрок», сыграв профессора литературы, погрязшего в долгах и картёжной зависимости. На пороге нового десятилетия Каан также попробует силы в режиссуре, снимет потенциально любопытную, но проседающую в ритме драму «Скрой у всех на виду» о борьбе с бюрократической машиной, разочаруется и непременно свалит неудачу на провальный маркетинг MGM, обвинив студию в том, что та умеет рекламировать только фильмы про акул.

«Крёстный отец» (1972), кадры: Paramount Pictures
«Игрок» (1974), кадры: Paramount Pictures

Волнообразная карьера Каана во многом стала следствием не только сложного характера актёра, но и элементарного невезения. Кажется, что участие в легендарной саге исчерпало весь его ресурс удачи на годы вперёд. Сценарии, на которые Каан соглашался, или сильно уступали в качестве, привлекая актёра разве что потенциалом героя, или же в процессе воплощения заметно теряли в режиссуре. Что могло случиться, попади Каан в хорошие руки, способные направить его органику в нужное русло, видно не только по сотрудничеству с Копполой, но и по эффектной криминальной драме «Вор», ставшей игровым дебютом Майкла Манна.

Работа с режиссёром выдалась сложной, местами напряжённой — в частности, Каан в упор не мог понять, зачем нужно так дотошно учиться взламывать сейфы и «тусоваться с нацистами» — однако довольными в итоге остались оба. Каан в образе виртуозного медвежатника Фрэнка, с ног до головы облачённый в Gucci, выдал на экране один из лучших монологов, когда-либо звучавших в стенах американских закусочных. Обречённый мужской образ, как знамя, переходящий из одной картины Манна в другую, впервые обрёл форму благодаря Каану — его харизме и той врождённой решимости, с которой профи-одиночка, втайне сжимающий в кармане собственноручно собранное оригами, символ далёкой мечты, посвящает девушку-бариста в тонкости своей ультимативной философии. Как впоследствии завещает Де Ниро уже в другом фильме Манна: не имей ничего, что не смог бы бросить в течение тридцати секунд, почувствовав за углом запах жареного. В первый и последний раз герой Манна последует этой заповеди — и победит. С ним вместе победит и Каан, разыгравший блестящую финальную бойню в рапиде и, как гордый раненый зверь, скрывшийся в тени американской субурбии.

«Вор» (1981), кадры: United Artists
«Вор» (1981), кадры: United Artists

В Джеймсе Каане всегда было нечто, из-за чего актёр будто бы не вписывался в протестное американское кино новой эры. Широкие вырубленные плечи, игриво приподнятые брови, грубые лицевые складки, бороздящие лицо в минуты обаятельно-снисходительной ухмылки, глаза, то ли смеющиеся, то ли флиртующие, — весь портрет не источал достаточной маниакальности, одержимости, свойственной многим передовым персонажам кино 70-х. Вместе с тем его стать всегда казалась почти что архаичной — откуда-то из классического Голливуда времён Грегори Пека, Хамфри Богарта или Генри Фонды, которого Каан не раз упоминал на закате карьеры, говоря о желании вернуться в большое кино. Все эти элегантные костюмы, подчёркивающие ширину плеч и зауживающие фигуру к бёдрам, сидели на актёре как влитые. Любопытно, что и Сонни, вознёсший Каана на вершину, формально был послевоенным героем и не принадлежал к 70-м. Хотя активно носил майки-тенниски (которые ни за что не увидишь ни на одном из перечисленных героев старой эпохи), считавшиеся главным маркером животной маскулинности — с того самого момента, как Марлон Брандо начал щеголять в них в кадре, вытирая о ткань грязь, пот и слёзы воздыхательниц.

В юности Каан обожал Брандо — как, собственно, многие до и после него. Однако ближе к 50 агрессивно-тестостероновое обаяние актёра, навеянное молодостью, модой и кумирами, уступает вышедшим наружу мягкости и интеллигентности. Таким Каан предстанет в культовом комедийном хорроре «Мизери» Роба Райнера, приложившего немало усилий, чтобы вытащить актёра из затяжной депрессии. Как шутила съёмочная группа, самый невротичный актёр Голливуда был вынужден играть персонажа, прикованного к постели. Увы, академики не оценили актёрского героизма, так же как когда-то не оценили стихийную энергию Сонни Корлеоне, отразившего подлинную сущность воплотившего его Каана.

Джеймс Каан и Кэти Бейтс в фильме «Мизери» (1990), кадр: Columbia Pictures

В 90-х вернуться на большие экраны актёру прежде всего помог Коппола — режиссёр, как никто умевший отстаивать свой выбор, даже будучи обнищавшим до нитки. Так Каан появился в омрачённой трагедией драме «Сады камней» (во время съёмок погиб старший сын Копполы), позже продюсер Джеймс Л. Брукс отвоюет для него роль в «Бутылочной ракете» Уэса Андерсона, а уже в новом столетии актёр внезапно появится в фильме датского режиссёра-анархиста Ларса фон Триера, сыграв отца героини Николь Кидман в культовом «Догвилле». Ещё в 90-х Каан примет приглашение другого старого друга, Уоррена Битти, сыграть камео в хулиганском комиксе «Дик Трейси». Здесь актёру по счастливой случайности за пару секунд удастся воплотить буквально самого себя — добровольного отшельника, проигравшего в лице Аль Пачино всему Новому Голливуду.

Сегодня, кажется, ни у кого не осталось сомнений в том, что это был блестящий актёр, разменявший карьерный потенциал на образ голливудского выскочки. Джеймс Каан имел все шансы составить триумвират передовых звёзд индустрии, встав в ряд между Пачино и Де Ниро, — но вместо этого предпочёл лишний раз наделать шума в жёлтой прессе. Он мог быть звездой, но предпочёл остаться изгнанником — истинным самураем, растерзанным на Лонг-Бич. Наконец, он мог быть иконой дикой, неистовой эпохи, но предпочёл стать её главным аутсайдером. Почему? Наверное, потому что мог.