Одному из самых востребованных британских актёров второй половины ХХ века Майклу Кейну — 85. Фильмов у него больше, чем прожитых лет, наград примерно столько же. Его акцент, взгляд и манеры не спутать ни с чьими другими, каждое его появление на экране, хоть в главной роли, хоть в камео — как глоток хорошего крепкого английского чая. Зинаида Пронченко рассказывает об имениннике подробнее.
В одном из лучших фильмов о тщетности мести, «Достать Картера» Майка Ходжеса, сорокалетний Майкл Кейн садится в поезд, следующий на север через северо-запад, в Ньюкасл. Цель его поездки — узнать правду о гибели брата и, разумеется, по законам жанра, восстановить справедливость: пролитая кровь требует возмездия.
За окном проплывает вполне тёрнеровский унылый пейзаж, приторно-зелёные луга и равнины, размытые вечным осенним дождём. Кейн знает, что хоть он и on the mission, хоть его герою-одиночке не пристало сомневаться, ничем хорошим это путешествие не закончится, и не потому что жизнь маргиналов-социопатов опасна и трудна, и не потому что в фильмах-нуар любой браунинг должен обязательно выстрелить. Дело в другом: времена изменились, и идущие на смерть желают знать — а может, неизбежность конца есть выдумка мифологического сознания, и психоанализ или любая другая духовная практика способны спасти обреченного на погибель?
Кейн бодрится, старается настроить себя на нужный лад — именно затем на столике купе раскрытый роман Рэймонда Чандлера «Прощай, любимая». Планка задана, референс обозначен: его Картер — наследник по прямой Марлоу/Богарта, однако к испытаниям судьбы он не готов, откуда знаем — в руках он нервно мнет шляпу.
За 15 лет до этой сцены, меняющей самым беспардонным образом святая святых классической драматургии, жертвенную фигуру одинокого мстителя на длинной дистанции, Морис Миклуайт, пугливый юноша из южного Лондона, сын рабочего с рыбной мануфактуры и уличной торговки, вслушивался в торопливую речь кастинг-агента на другом конце провода. Ему нужен псевдоним, что-то более звучное и лаконичное. Напротив телефонной будки красовалась огромная афиша новой картины с любимым Хэмфри Богартом в главной роли, «Бунт на „Кейне“». Так Морис Миклуайт превратится в Майкла Кейна, отринет свои кокни-корни и в «Зулу» Сая Эндфилда сможет заполучить не эпизодическую роль рядового, а одну из основных — офицера с безупречными манерами и аристократическим выговором.
Впереди блестящая карьера. Преодолев социальные барьеры первым, Кейн станет частью культурной революции, подарившей миру «Роллинг Стоунз» и «Битлз», Марианну Фэйтфул и Мэри Квант, Дэвида Бэйли и Гарольда Пинтера, в спектакле которого «Комната» он также дебютирует и в театре.
Свингующий Лондон 1960-х — трудно представить себе более благодатную атмосферу для первых шагов на творческом поприще. Абсолютно всё — от длины женского платья или стрижки до гитарных аккордов или техники живописи подвергалось креативному переосмыслению. Прежний консервативный мир, устроенный по законам снобистского, невозможно стратифицированного общества, должен был быть разрушен, а новый свободный, дивный — взойти буйной порослью на обломках. Феномен шестидесятых обязан своим появлением нежеланию таких, как Морис Миклуайт, пареньков с окраин идти, потупив взор, по стопам родителей, влачить жалкое существование, впрягаться в ярмо: отупляющая, низкооплачиваемая работа, если, конечно, не погиб раньше на бессмысленной войне в Корее, пьянство как единственный доступный досуг, фарфоровый сервиз на полке и драповое пальто в шкафу — нажитые непосильным трудом грошовые сокровища люмпен-пролетариата, вот она, невыносимая тяжесть бытия, написанная на роду. Подобная перспектива любого разбудит.
В показанной в прошлом году на Венецианском кинофестивале документальной автобиографической ленте «Моё поколение» Кейн говорит: «В молодости я хотел доказать миру, что я не хуже тех, кто якобы лучше меня. Оказалось, что достаточно быть равным». Так на площадке «Игры на вылет» Кейн страшно робел перед двумя гениями — режиссёром Манкевичем и партнёром Лоуренсом Оливье, у последнего он и спросил: как следует к нему обращаться? Оливье ответил: «Вот в эту секунду я — сэр Лоуренс Оливье, а вы — мистер Майкл Кейн, но в следующую я — Лори, а ты — Микки». Тридцать лет спустя на съемках ремейка уже сэр Майкл Кейн объяснял азы паритета робеющему мистеру Джуду Лоу.
Именно «равных» он и воплощал на экране на протяжении почти полувека. В «Альфи», «Игре на вылет» или в принёсшем ему оскаровскую награду шедевре Вуди Аллена «Ханна и ее сестры» его герои постепенно отвоёвывают должное, воцаряются в пространстве, убеждая окружающих, что в этой жизни они на своём, а не чужом месте, и только попробуй кто обозвать их самозванцами. В ответ получит фирменный взгляд как бы сквозь обидчика, смесь флегмы с удивлением, до презрения герои Кейна никогда не опускаются, это удел вырожденцев, не нюхавших пороха.
В последние годы Кейн играет милых диккенсовских стариков, нелепо сопротивляющихся поступи времени. В «Молодости» Паоло Соррентино его Фред Бэллинджер, утративший вдохновение композитор, больше озабочен проблемами с мочеиспусканием, нежели поиском новых мелодий. Он со своим возрастом на равных, без ложной стыдливости, без шёпотов и криков.
Жизнь прожить и Church’s не замочить — так не бывает, но зачем же выставлять заслуги на показ. Да, джентльменами не рождаются, а становятся, как — не ваше дело. Личная история персонажей Кейна — не предмет актёрских экзерсисов, достаточно расстегнуть пуговицу на воротничке рубашки или просто снять шляпу.
