В Сочи завершился 29-й российский кинофестиваль «Кинотавр». Ольга Касьянова специально для Кино ТВ подводит личные итоги.
Вчера в Зимнем театре произошла консолидация, в которую никто не верил ещё восемь дней назад. На церемонии закрытия — почти десяток речей в поддержку коллег под арестом, в том числе от лица обоих жюри и Гильдии критиков. Мораль фильма Авдотьи Смирновой — «Милосердие выше закона» — стала лозунгом и не единожды повторялась со сцены. Этот тяжёлый фестиваль закончился.
Жюри «Кинотавра» в поддержку Кирилла Серебренникова и Олега Сенцова
29-й «Кинотавр», само проведение которого казалось несколько сюрреалистичным в контексте происходящих событий, запомнится футболками с лицами режиссёров, робкими и смелыми речами, огорошившей вестью о смерти великой, самой лучшей на свете Киры Муратовой. И странности, даже личной ноты невесёлому празднику добавила программа, которая раз за разом, фильм за фильмом била в одну и ту же болевую точку.
Почти все фильмы обеих полнометражных программ так или иначе обращались к самому нутряному — к детству или семье. Иногда хорошо, иногда темно и вяло, иногда ужасно — но постоянно об этом. Уже к середине фестиваля чрезмерную тематическую цельность обсуждали все со всеми. Политическая, социальная, культурная, даже экзистенциальная повестка сморщились до человеческого ядра — где страхи, чаяния и боль ребёнка, сколько бы ни было герою лет. Расстояние между двумя родными людьми разных поколений предстало перед нами огромной пропастью. Беспомощность или непосредственность детского мироощущения, катастрофа несрастания семьи, восполнение лакун и брешей, зализывание ран, подвиг прощения и особенно острая недостача любви — об этом говорили ленты, от старомодно совершенных, в драгоценных морщинках «Ван Гогов» Ливнева до ультрамолодой, разъедающей «Кислоты» Горчилина. Кажется, что все, от маститых до дебютантов, решили поговорить о внутреннем ребёнке.
«Лето», 2018
Фильм открытия — «Лето» Серебренникова — показывает невзросление как прекрасный талант, инфантилизм — как способ бунта, наивность — как залог чистоты. «Лето», которое маленькая жизнь, которое рай детей, которое никого не боится, не знает о существовании осени и гибнет, ни о чем не жалея, как панк Свинья, — это «детское» кино о якобы «детской» музыке Цоя и по-детски чистых отношениях. «Война Анны» Алексея Федорченко рассказывает, как «детскость» может быть огромным ресурсом для выживания. Еврейская девочка, которая прячется в камине немецкой комендатуры, обесценивает своим детским взглядом символы войны — и мир предстаёт перед ребёнком незамутнённо физическим и тактильным, полным загадок и красоты, несмотря на чудовищность обстоятельств.
Но было в конкурсе и много фильмов, которые настаивают на необходимости взросления и опасности кидалтизма. «История одного назначения» Авдотьи Смирновой показывает, как детские комплексы и зависимость от авторитета могут толкать человека на невероятную подлость, и вместо взросления её герой в итоге переживает моральную смерть. Полудокументальный эксперимент Дениса Шабаева «Мира» очерчивает проблему общенациональной инфантильности, вечного поиска «батюшки», недостижимости самостоятельной мирной жизни.
«История одного назначения», 2018
И сразу несколько картин говорили о бунте младшего поколения против старшего. О бесплодности (часто буквальной) фрустрированного, затюканного поколения детей, которые устали от родительского произвола и диктата, но не умеют выйти из-под него. Часто этот конфликт заостряется максимально — до шекспировских замыслов внутрисемейной расправы, с помощью пистолета, топорика или отравленного компота («Два билета домой», «Временные трудности», «Пусть будет Лиза»). Но бунт этот обязательно проваливается, так или иначе младший признаёт авторитет старшего и остаётся в тени — или несёт тяжелейшее кармическое наказание. Продаётся это как прощение, но на самом деле это возвращение в детское состояние покорности. По-настоящему повзрослевший ребёнок умеет простить без боли, не из обиды и на своих условиях, не обеляя ошибки родителя. А фильм «Временные трудности», например, прямо оправдывает откровенное, неразбавленное насилие отца над сыном, потому что, мол, «это помогает реализоваться». Сама возможность такого мотива в современном отечественном фильме — это очень, очень тревожный звоночек.
Только тщедушный мальчик Денис из фильма Твердовского «Подбросы» находит в себе силы по-настоящему повзрослеть и оставить репрессивную материнскую власть — правда, ему, в отличие от других героев, есть куда уходить, он родом из комикса и сказки. Другие проигранные бунты словно говорят нам: мы проживём свою жизнь, доверяя власть кому-то другому. Мы хотим самостоятельности, но боимся её. Мы не умеем справляться с манипуляциями. Мы склонны винить себя. Мы слишком травмированы, чтобы быть функциональными. Мы давно отчаялись найти диалог со старшими и вылечить институт семьи и общество в целом.
«Сердце мира», 2018
На этом фоне фильм Натальи Мещаниновой «Сердце мира», получивший гран-при, приз критиков и приз за лучшую мужскую роль, выглядит подвигом терапии. История о ветеринаре Егоре, который вырос среди ужасов бытового алкоголизма, годами социализировался только в мире животных, но стал приживаться, как тонкая веточка, в новой семье хозяев притравочной станции, — это учебник для травматиков и тех, кто с ними живёт. Мещанинова выполняет сложнейшую задачу — обойти лёгкие пути трагедии и добраться до момента психологического заживления. Это некинематографичный материал, слишком тонкий, тихий, внутренний — и тем не менее он даётся режиссёру. Смотреть такое кино — словно разглядывать камушки на дне пруда в ветреную погоду. Трудно, но прекрасно. Это всё тот же суровый документализм из «Комбината “Надежда”», но под ним иногда проглядывает тайная жизнь мира: едва уловимые рапиды, мокрые собачьи носы, выстланные мхом и суккулентами пригорки, туман, снег, прогуливающиеся лоси — вся эта обычная магия без лишних красивостей медленно погружает нас в мир человека, который так сильно хочет убежать от прошлого, что всё время калечит настоящее. Друг зверей сам, как зверь, мечется в своей клетушке, заглядывает в горящие окна хозяев, старается прислужить и дать то, что, как он думает, от него хотят. Страх ошибиться и не угадать, что требуется, страх быть отвергнутым за любую ошибку — это страх любого ребёнка, которого в детстве били, запугивали и обвиняли.
Важная мысль, которую можно вычитать из этого сюжета, — помочь раненому может только здоровый. Егор делает огромную работу самовоспитания, но глава семьи, в которую тот опасливо втирается, даёт этой работе внешние подпорки, без которых любой внутренний процесс бесполезен (заметьте: отец, а не влюблённая в героя дочь). Николай Иванович, со всеми своими недостатками и грубостью, наделён главным достоинством — ресурсом для любви. Его семья, далеко не идеальная, но функционирующая, самим своим существованием даёт Егору недостающий опыт и знание, что эмоциональное здоровье — это когда у человека есть силы не отвергать после ошибки, есть силы признать собственную неправоту, достаточно уверенности, чтобы побеждать тревогу опасных моментов в отношениях. Всего этого Егор был лишён — но при новой семье он учится и выздоравливает благодаря дару неотвержения (специально не говорю «принятие» — это было бы слишком жирно). Неотвержение — вот ключ. И сердце мира — это место, где тебе протянут руку. Великое «дома». Где ты не на войне, не в драке и не в состязании. Где ты можешь сказать «нет», когда тебя просят о том, чего ты не хочешь или не можешь, — и не стать от этого изгоем. Именно получая подобные уроки, герой Степана Девонина постепенно взрослеет. Учится заботиться о другом, находит слова для здорового протеста, нащупывает рычаги и границы власти, которые должны быть у каждого взрослого человека. Этот путь, разумеется, не обходится без срывов и минут отчаяния — но к концу фильма становится понятно, что раны затянутся и только шрамы будут напоминать о прошлом.
«Сердце мира», 2018
Этот «Кинотавр» был про то, что семья не всегда безопасна. Дефицит базовой безопасности, чувство недолюбленности и невозможность вырасти в хозяина своей судьбы — всё это делает семейную драму большой метафорой для нашей страны. Найти здорового взрослого, который поможет перестать бояться и научит быть с людьми, а не против них, — такое счастье, описанное в нежном фильме Мещаниновой, случается далеко не с каждым. Но, как говорится, физика позволяет. И это лишь один из путей.
Наталья Мещанинова, наша Аличе Рорвахер и даже немного Ханья Янагихара, получила гран-при не только за художественное решение, не только за фантастическую работу с актёрами, среди которых наравне с Девониным выступали алабаи и козлята, но и за робкий, не слащавый, трудный голос утешения. Пусть все дети найдут свой дом — и смогут вырасти.
