Саундтрек — важная составляющая фильма. Его отсутствие, в свою очередь, тоже может быть отдельным приёмом, как, например, в начале ленты «Клуб “Завтрак”». Артём Макарский составил (кино)расписание на неделю из фильмов, где саундтрек неотделим от картины, но в то же время он может (и должен) восприниматься как самостоятельное искусство. В общем, обязательные для «прослушивания» фильмы.
Кадр из фильма «Эма: танец страсти», реж. Пабло Ларраин
Саундтрек — это в каком-то смысле дополненная реальность фильма, новый слой, который может сделать его ещё лучше. Хороший саундтрек может состоять всего из одной композиции, которая намертво врезается в память, — как, например, в «Бунтарях неонового бога» Цая Минляна. Композитор способен придумать альтер-эго, чтобы попробовать себя в поп-музыке, — как, например, Николас Джаар в «Эме» Пабло Ларраина. Бывает, картина может «работать» только вместе с саундтреком — как, например, было с оригинальным «Хэллоуином», когда Карпентеру сказали после показов для фокус-групп, что без музыки фильм вообще никого не пугает.
Саундтрек может написать сам режиссёр (как уже много лет делает Клинт Иствуд), саундтрек может быть записан и через шестьдесят лет после выхода фильма (как было с «Метрополисом»), он может выбивать зрителя из колеи, может звучать еле слышно, и, конечно, совсем не обязательно, чтобы эта музыка была интересна и вне картины. Главное, чтобы она дополняла фильм, становилась его органической составляющей, без которой лента не могла бы существовать.
Понедельник: «Великая причуда» («The Grand Bizzare»), реж. Джоди Мак, 2018
У «Причуды» нет сюжета в традиционном понимании — это видеоэссе о паттернах на тканях в разных культурах: разные материалы хаотично и очень быстро (максимально — людям, чувствительным к быстрой смене кадров, фильм смотреть явно не стоит) сменяют друг друга при помощи мастерской покадровой анимации, постепенно чередуясь не только с паттернами, но и с алфавитами народов мира, компьютерным кодом, нотами, картами и многим другим.
Для «Причуды» Джоди Мак сделала саундтрек сама — как и к одной из предыдущих своих короткометражек, в которой в формате рок-оперы рассказывала о бизнесе своей мамы по продаже постеров. Мак говорит, что для нового фильма она вдохновлялась Дрейком и другой современной поп-музыкой, однако по «Причуде» это не совсем заметно: свой голос она режет на короткие отрывки, отдельные фонемы, что дублирует её метод работы с кадрами и текстилем. Из-за этого получается довольно изобретательная и взбалмошная электроника — в том числе работающая на преодоление стигмы, связанной с инфантильным и кэмповым в культуре. Мак, к сожалению, не торопится выкладывать треки в сеть отдельно, скорее всего, не видя их вне своего фильма. А зря: некоторые отрывки, вроде того, где она находчиво сэмплирует звук звонка в Skype, могли бы украсить собой какую-нибудь вечеринку.
Вторник: «Йойо» («Yoyo»), реж. Пьер Этекс, 1965
Франция. Двадцатые годы двадцатого века. Безымянный миллионер скучает в своём огромном поместье — не спасают ни услужливые дворецкие, ни постоянные вечеринки, всё скрашивает лишь фотография прекрасной незнакомки. Однажды эта таинственная девушка с картинки приезжает вместе с цирковой труппой. «Йойо» начинается как трогательное посвящение немому кино, а затем проводит героев через Великую депрессию и Вторую мировую, делает появление телевидения важным сюжетным поворотом и в целом очень изящно шутит на сложные темы.
Конечно, есть здесь и мимолётные, ситуационные шутки — и на них, а также на вариациях на тему классической цирковой музыки, и построен саундтрек Жана Пайё. Тема Йойо, главного героя-клоуна, здесь имеет множество видоизменений: её поют, играют развязнее обычного, исполняют на церковном органе, на скрипке и на рояле, она становится саундтреком фильма в фильме, под конец эти мелодии даже мерещатся в звуках строительных работ. Также здесь есть и вариации на тему популярной музыки двадцатых годов — и стоит отметить монтаж звука, при помощи которого обычный кран с водой может выключить музыку, шейкер — стать инструментом, а ящик тумбочки — захлопываться с самыми неожиданными звуковыми последствиями.
Среда: «Муж и дочь Тамары Александровны», реж. Ольга Наруцкая, 1988
Московская учительница французского Татьяна Александровна ложится в больницу с перитонитом, хотя, по заверению вредной соседки по коммуналке, никакого перитонита у неё нет, а она просто от всех устала. Судя по тому, что до конца фильма мы её не увидим, так и есть — а избегает она своего молодого мужа и школьницу-дочь, которые старательно пытаются как-то вместе существовать. Перестроечная драма по сценарию Надежды Кожушаной хоть и заканчивается горько для обоих главных героев, в финале всё равно дарит какую-то надежду — возможно, не в последнюю очередь благодаря неожиданному «Нет тебя прекрасней» Юрия Антонова в исполнении почти беззубого пациента больницы.
Но главная музыка здесь, конечно, написана Олегом Каравайчуком — для фильма он создал несколько разных отрывков, которые то похожи на музыку для шкатулок, то на индастриал, то совмещают в себе эти два разных полюса. В конце концов они всё-таки соединяются в нечто цельное — вместе с тем, как постепенно улучшаются взаимоотношения главных героев. Музыка Каравайчука здесь обманчиво проста, но в ней кроется множество нюансов, хитростей. Нет ни торжественности, ни сентиментальности, только лишь напряжение и напоминание о чём-то былом.
Четверг: «Сказки Гофмана» («The Tales of Hoffmann»), реж. Майкл Пауэлл и Эмерих Прессбургер, 1951
Сказочник Эрнст Гофман рассказывает друзьям в таверне три истории своей неудачной любви, в каждой из героинь которых он на самом деле видит свою возлюбленную, балерину Стеллу. «Сказки» стали последней оперой французского романтика Жака Оффенбаха, а их киноверсия — одной из самых революционных попыток перенести оперу на большой экран.
Если обычно саундтрек подстраивается под нужды фильма, то со «Сказками» всё произошло ровно наоборот: опера была полностью записана заранее, однако Пауэлл и Прессбургер внесли небольшие изменения в сюжет, поэтому полноценным исполнением это считаться не могло (из-за чего дирижёр даже подавал в суд на лейбл Decca). Именно это позволило режиссёрам отталкиваться от музыки и стараться сделать так, чтобы изображение идеально работало вместе с ней, — и это более чем получилось: уже в прологе поражает то, как точно движения актёров и передвижения реквизита соответствуют ритму музыки. Пауэлл и Прессбургер, «потренировавшиеся» на сочетании музыки и кино в других своих шедеврах, «Красных башмачках» и «Чёрном нарциссе», здесь дошли, кажется, до творческой кульминации — буйство красок, сценическая условность и потрясающее внимание к деталям показали зрителям, что может дать смесь оперы и кино. Поначалу отзывы критиков и зрителей были смешанными — но сейчас, кажется, «Сказки» оценены по достоинству.
Пятница: «Эдем» («Eden»), реж. Миа Хансен-Лёв, 2014
Парижскому студенту Полю настолько нравится ходить на вечеринки, что он решает стать диджеем сам, — «Эдем» предельно точно показывает историю примерно каждой промо-группы с её взлётами и падениями: гастроли, поиск новых треков, своего звучания, следование трендам и их отрицание и, наконец, забвение. Фильм, частично основанный на жизни брата Хансен-Лёв Свена, не только фокусируется на драме, но и учит зрителя тому, как важно не быть легкомысленным, но это, в конце концов, не притча. Хансен-Лёв ещё и рисует картину того, как выглядела французская электронная сцена девяностых и нулевых: эпизодически появляющиеся парни Тома и Ги-Ман в итоге станут известны на весь мир как Daft Punk.
Daft Punk понравился сценарий фильма, и их удалось уговорить на самую низкую цену за лицензирование своих песен — в итоге съёмочной команде удалось найти деньги и на другую музыку. Договориться получилось со многими: огромный саундтрек «Эдема» более чем на сорок песен вполне можно считать идеальным введением в классические хаус и техно. Фрэнки Наклз, Керри Чендлер, Деррик Мэй, The Orb — ключевые треки этих исполнителей двух жанров в полном соответствии с идеями диджеев, героев фильма, совсем не кажутся в сценах «Эдема» избитыми или банальными, а, наоборот, звучат в нужное время и в нужных местах. Есть в фильме и музыка Свена Хансен-Лёва и его группы Catalan FC — приятный, но недостаточно хитовый французский хаус; впрочем, об этом как раз и сам фильм.
Суббота: «Дилетанты» («Amateur»), реж. Хэл Хартли, 1994
Где-то на брусчатке в центре Нью-Йорка неизвестный мужчина приходит в себя после падения с высоты — в полном беспамятстве и с голландскими гульденами в кармане. На пути ему встречается ушедшая из монастыря девушка, пытающаяся заработать на жизнь написанием порнорассказов. Рядом с ними по городу бродит бывшая жена мужчины, одна из самых печально известных порноактрис в мире, знающая о его прошлом всё.
Роджер Эберт предлагал зрителям смотреть «Дилетантов» без звука, потому что только так, по его мнению, можно было найти смысл в сюжете фильма и его диалогах: фирменные интонации Хартли поначалу могут сбить с толку кого угодно своей неестественностью. Так же нестандартно режиссёр использовал и музыку. Критики часто отмечали её ненужность — но это убеждение обманчиво. Добрая половина саундтрека «Дилетантов» играет в кофейнях и закусочных, на вокзалах и в видеопрокатах, причём на минимальной громкости — но при этом звучит и американская (преимущественно) альтернатива 90-х. Её Хартли элегантно противопоставляет фоновой музыке, которая, в принципе, и могла играть в таких местах на самом деле — иногда довольно иронично (как, например, «Girls! Girls! Girls!» Лиз Фэйр во время разговора о, представьте себе, девушках). Возможно, даже более интересна вторая половина саундтрека, написанная самим Хартли вместе с Джеффри Тейлором, — похожая на нью-эйдж-запись, с использованием пианино, женского вокала и струнных. Однако, в отличие от нью-эйджа, она довольно интенсивна и заставляет зрителя сосредоточиться на ней, запомнить не хуже сюжета фильма.
Воскресенье: «Исследование непристойных песен Японии» («Nihon shunka-kô»), реж. Нагиса Осима, 1967
Группа будущих студентов после вступительных экзаменов идёт отмечать сдачу с преподавателем, который учит их непристойным куплетам, — четверо парней одну из таких песен добросовестно выучат и пронесут сквозь весь фильм. Нелинейное повествование позволило Осиме сфокусировать взгляд зрителя не на сюжете, а на идеях, заложенных в фильм. Снятый под очевидным влиянием французской «новой волны» и в особенности Годара, «Исследование» рассматривал сексуальное возбуждение и стремление к власти как вещи смежные. Это был фильм о том, что апатия и невмешательство — настоящее ханжество, а удел аполитичных людей — это пение непристойных песенок.
Застольные японские песни часто звучат тут в близком к оригинальному исполнении, однако акапельные версии — это не единственное украшение фильма. Классик японской киномузыки, не раз работавший с Осимой Хикару Хаяси, написал для фильма саундтрек, который лишь поначалу можно посчитать типичным для шестидесятых. Он постепенно усложняется, звучит сквозь радиопомехи, вбирает в себя атональные, неправильные звуки, переходит к минимализму — и, наконец, начиная с середины фильма, сталкивается в самые его безжалостные моменты с теми самыми акапельными песнями. В их несоответствии друг другу и кроется внутренняя борьба самого Осимы со своими героями — в финале музыке ничего не остаётся, кроме как завершить фильм громким аккордом, полным разочарования.
